• Главная • Воспоминания •
А. В. Зуев
Оренбургские казаки в борьбе
с большевизмом
1918—1922 гг.
Очерки
Харбин
1937
[1] Так обозначены номера страниц. Номер предшествует странице.
[5]
От автора
Вооруженная борьба белых, с захватившими в России власть большевиками, или IIIинтернационалом, длившаяся почти 5 лет, с 1918 по 1922 гг. в конечном итоге привела к торжеству коминтерна.
Наша Великая Родина лежит поверженной у ног воровской шайки, справляющей свою кровавую тризну над ее могильным холмом уже в течение 20 лет.
Однако мысль о возвращении Родины и восстановлении в ней права и справедливости не покидает белых борцов, находящихся за рубежом. Они по-прежнему горят желанием отдать свои силы на служение ЕЙ и освобождения ЕЕ от коммунистического рабства. Их цель и задача в данный момент состоит не только в сохранении своих сил и веры в грядущее торжество патриотических идей на родной земле, но и в воспитании подрастающего поколения в духе тех же идей и со[6]вершенной непримиримости с поработителями Родины — большевиками.
За 20 лет владычества большевиков на Руси они ничего не могли дать несчастной стране, кроме голода, пыток на лесозаготовках и бесконечных кровавых жертв во имя безумной и бредовой идеи осуществления в уродливой форме социализма на родной земле. Эти жуткие картины кровавого пути не могут не возбудить в русских людях справедливого негодования и решимости низвергнуть большевистскую власть.
Примеры для поддержания бодрости духа и веры в торжество национальной идеи нужно искать в славном прошлом Великого русского народа, сумевшего не раз выйти с честью из тяжелого положения…
В настоящих очерках мы касаемся борьбы с большевизмом в России в рамках участия в ней Оренбургских казаков.
Мы знаем, что борьба с поработителями Родины — большевиками проходила под знаком жесточайшей ненависти к ним, можно сказать борьбой на истребление одного лагеря другим. Однако, все эти жестокости, имевшие место в белых армиях, носили случайный характер и применялись по действительной нужде к шпионам или большевистским провокаторам. Гуманный дух законов Белых правительств стремился смягчить самочинные расправы отдельных лиц с красными насильниками и ввести их в русло беспристрастной Фемиды, тогда как террор в противоположном красном лагере был возведен в систему, регламентировано утвержден с высоты «верховной власти».
Наша цель, как участника Гражданской войны записать на страницах Военной Летописи по преимуществу жертвенные дела и подвиги Белых борцов в борьбе с поработите[7]лями Родины — большевиками в годы великой смуты…
Приступая к изданию настоящих очерков, мы преследуем в них главным образом одну цель: чтобы грядущие поколения, следуя примеру своих отцов, не оставались бы косны к делу, начатому их отцами, а отдали бы свои молодые силы на алтарь возрождения страждущей Родины и на восстановления в ней права, порядка и торжества национальных идей!
Автор
[8]
Часть первая
1918 г.
I.
Станица Кундравинская. Переворот. «Мобилизация». Первые боевые действия. Бой под с. Учалы. Ахуново, пос. Урлядинский.
…Если бы не было белого движения,
то несмываемым пятном позора
покрылось бы имя русского человека.
Ген. Врангель
На берегу большого, по форме правильного круга, озера, раскинулась старинная, знавшая еще времена Пугачева, станица Кундравинская. Весна «выгнала» всех на полевые работы и станица как будто опустела. Ничего с первого взгляда не указывало на нарастающую тревогу среди станичников, а между тем внутри их уже клокотала ненависть к тем, кто так бесцеремонно накладывал свое вето на плоды рук человеческих и бесконтрольно разбазаривал [9] чужое добро, приклеив себе ярлык «рабоче-крестьянской» власти!
Казаки уже испытали на своих горбах, что такое «власть на местах» и готовы были использовать всякий случай, чтобы свергнуть гнетущее ярмо со своих плеч. Первые шаги новоявленной власти ознаменовались поголовными поборами и насильственной конфискацией имущества жителей, что вызывало среди них резкий протест, выразившийся в ряде восстаний, жестоко подавленной «народной» властью. Но недовольство, как снежный ком, нарастало с необычайной быстротой. Ждали только удобного момента, чтобы сгущенной ненависти против поработителей, дать вылиться в открытое восстание. Нет сомнения, что злоба против большевиков в это время разлилась повсеместно и в ближайшем населенном пункте, в зав. Миасс, она вылилась в определенную форму борьбы с красными насильниками. Событие это произошло в начале мая, где небольшая группа молодых патриотов свергнула местный совдеп. Но силы их были настолько ничтожны, что переворотчики не смогли бы удержать такое положение в своих руках на продолжительное время, если бы не подоспели вовремя чешские войска, которые уже в то время низвергли большевистскую власть на всем пути Самаро-Златоустовской ж. д.
***
Случай «переворота» в зав. Миассе де[10]тонировал и в ст. Кундравинскую, где почва к этому давно уже созрела и нужно было только решиться на это дело. Здесь не требовалось каких-либо усилий расправиться с местными большевиками, ибо их было немного. Эти совдепщики были быстро арестованы, понеся соответствующую кару, а на место их пришли люди с патриотическим, национальным порывом, с стремлением вести решительную борьбу с красным засильем.
Первые шаги новой местной «власти» ознаменовались широким воззванием к населению, призывающим его встать на «защиту веры отцов наших, их имущества от грабежей красного зверя и спасения страны от великого бедствия», каким уже в то время казался красный сатанизм…
Но учитывая на первых порах своего бытия слабость своих сил, руководители начавшегося белого движения вынуждены были прибегнуть к решительным мерам самозащиты. Они решают прежде всего создать вооруженную силу, которая бы смогла отразить удары большевиков, наступающих из г. Верхнеуральска — центра сосредоточения большевистских банд.
В учете всего сказанного был создан руководящий аппарат, принявший на себя функции «правительства» и получивший наименование «Военная комиссия», председате[11]лем которой состоял бывший член Государственной Думы П. П. Вопилов.
***
Вступив на путь открытой борьбы с сатанистами, Военная комиссия, конечно, не могла обойтись без вооруженной силы, а так как извне в первое время нельзя было рассчитывать на помощь, то приходилось создавать эту силу немедленно, ибо «промедление» в этом вопросе «смерти было подобно».
В начале небольшая группа добровольцев вела разведывательно-боевую службу, имея стычки с красными отрядами, действующими по преимуществу на Верхнеуральском направлении. Военная комиссия, в заботах по организации вооруженной силы призвала под национальные знамена почти все, способное носить оружие, казачье население окрестных станиц. Сознавая важность переживаемого момента люди толпами стекались в центр формирования в ст. Кундравинскую. Наскоро из казаков в возрасте от 20 до 40 лет и выше, были сформированы два конных полка: 1-й под командой подъесаула Прокопьева и 2-й — под командой подъесаула Зуева.
Торжественно проводив 1-й полк на «фронт», население вместе с тем и само [12] приняло на себя тяжесть довольствия всей этой массы. Каждый поселок и станица, по известным нарядам, доставляли хлеб и др. продукты для строевых частей.
Когда было закончено формирование 2-го полка, находившегося со своим штабом в пос. Филимоновском, тогда операции против красных, в направлении на Верхнеуральск, приняли более интенсивные и решительные действия.
Вооружение этих полков, конечно, заставляло желать много лучшего. Не было 3-х линейных винтовок, а устаревшие системы, вроде Гра, Бердана и т. п., не могли конкурировать с более усовершенствованными системами огнестрельного оружия, какими были вооружены красные. Но постепенно, с каждым боем, эти полки пополнялись 3-линейными винтовками, отбитыми у красных. Кроме того, несколько партий винтовок были получены из Челябинска.
***
Белая рать, съорганизовавшись, немедленно втянулась в боевые действия с красными, которые к этому моменту накапливали свои силы и должны были повести наступление на ст. Уйскую, находящуюся в 50 верстах от ст. Кундравинской по направлению к Верхнеуральску. [13]
1-й полк сосредоточил свои силы в районе этой же станицы. Здесь произошел первый жаркий бой с красными. Ст. Уйская не один раз переходила из рук в руки.
Красные имели два орудия и артиллерийский огонь этих орудий действовал подавляюще на местных жителей. Но мужество, решимость к победе и самоотверженность доблестного первого полка превозмогли все трудности и к вечеру 29 июня ст. Уйская окончательно перешла в руки белых, причем захвачено было одно красное орудие, много винтовок и др. военного имущества. Красные, потерпев поражение, бежали на село Ахуново.
***
2-й Кундравинский полк, закончив свое формирование, также перешел к активным действиям. Главный удар свой он сосредоточил на большом селе Учалы, населенном по преимуществу татарами. Это богатое село, естественно, являлось приманкой для красных, чаявших получить в нем хорошую поживу.
Учалы также находятся на пути к г. Верхнеуральску, в 50 верстах к северо-востоку от него.
Там находилась, хотя и небольшая, но хорошо вооруженная группа красных. Оче[14]видно, бдительность их была незначительна, ибо, когда полк подошел к этому селу, то красные заметались в нем, наскоро занимая позиции перед фронтом.
Это не могло ускользнуть от наших взоров, по сему полк, пользуясь внезапностью появления, решительно переходит в наступление всей своей конной массой, охватывая село с юго-западной стороны, т. е. как раз пути отхода красных на Верхнеуральск.
Видя их замешательство, полк немедленно переходит в атаку; красные, не выдержав ее, бегут, частью на Ахуново, а частью на д. Рысь. В панике они побросали и материальную часть и все имущество, оставив нам много пленных.
***
Ахуново большое село, населенное татарами и лежащее по тракту зав. Миасс—Верхнеуральск. Оно также было занято красными. Но как только полк подошел к нему и занял высоты, красные переполошились. Видны были вытянувшиеся обозы, скачущие в перегонку повозки по направлению к Верхнеуральску. Жидкая лава красных, идущая нам навстречу, не могла сдержать порыва полка, который стремительной лавиной двигался на врага и к вечеру занял село. Ахуново также подарило нам много военного приза. Красные бежали на ст. Карагайскую. [15]
Утром следующего дня огромное облако пыли, поднятой движущейся с востока колонной, заставило полк по тревоге выстроиться и принять боевой порядок, но скоро выяснилось — это следовали 1-й Кундравинский и 3-й Уйский полки. Здесь вся эта конная группа соединилась и к вечеру без боя заняла ст. Карагайскую. Также, почти без боя, был занят и последний перед г. Верхнеуральском поселок Урлядинский.
II.
Атака г. Верхнеуральска. В освобожденном городе.
Движение на Белорецкий завод.
Поле короткого совещания командиры полков решили захватить гор. Верхнеуральск силами этих 3-х полков.
По разработанному плану атаки, 2-й Кундравинский полк из пос. Урлядинского следовал прямо на Верхнеуральск, а 1-й 3-й полки — в обход его с востока и на дорогу зав. Белорецкий—Верхнеуральск, как единственный путь отступления красных. Этим маневром предполагалось ликвидировать группу красных, во главе с братьями Кашириным и Блюхером.
Однако в день выступления из Урлядинского поселка к-р 2 полка получил извещение от Атамана Анненкова, следовавшего на Верхнеуральск по тракту Троицк—Верхнеуральск в отряде которого находился наш 6 Орен[16]бургский каз. полк. Все это, конечно, еще более окрыляло надеждой на успех предпринимаемой операции.
Город Верхнеуральск лежит в широкой долине р. Урала, охваченного с восточной и западной стороны сопками. Не доходя 3-4 верст до него, с последней к нему высоты, открывался великолепный вид на город и его окрестности. С высоты было заметно, как на окраине города зашевелились цепи красных. Высланная вперед и развернувшаяся лавой сотня была обстреляна артиллерийским огнем. Однако цепи противника начали стягиваться к городу.
Был уже вечер и солнечный диск, бросая свои последние лучи, уходил за высокую гору «Извоз». На фоне вечернего заката видны были облака пыли уходящих красных из города, по направлению на Белорецкий завод.
Раздумывать не приходилось, и к-р 2 полка решил немедленно атаковать город, не ожидая содействия 1 и 3 полков.
В развернутом строю сотни стройно пошли в атаку. Артиллерия красных усилила свой огонь, но трудно было остановить им движущуюся лавину. Полк безудержно шел широким наметом на город. Цепи красных быстро укрылись за ближайшие здания тюрьмы и арсенала. Вот мы уже у стен [17] этих зданий и наконец, могучее «ура» прокатилось по рядам наступающих и полк на полном ходу врывается в город. Уже захвачены первые кварталы; красные или бегут, или прячутся в домах, но полк проскакивает главные улицы и выходит на мост через р. Урал по дороге на Белорецкий завод. Здесь маленькая схватка и красные, приконченные у моста, освобождают погоню за ними. Полк наметом выскакивает на гору «Извоз», останавливается, встреченный артиллерийским огнем красных. Наступившая темнота прекратила боевую дуэль и уставшие люди полка были отведены в город, а на «извозе» был оставлен дивизион, как сторожевое охранение.
К этому времени 1 и 3 полки уже вышли на путь отхода красных и угрожая им с фланга и тыла, принудили их оставить Вятские Хутора, и часть красных, опасаясь встретить там белых, ушла на дер. Богдатское.
Вечером в гор. Верхнеуральск вступил отряд атамана Анненкова и с ним 6 Окружный полк.
***
Освобожденный от красного владычества г. Верхнеуральск оживился и население его, давно ожидавшее прихода белых, радостно встретило их вступление. Постепенно и с [18] большой тревогой за будущее отцы города принялись за восстановление разрушенного городского аппарата, как руководителя общественной и хозяйственной жизни города.
За два-три дня пребывания в г. Верхнеуральске был выработан план дальнейшего наступления на зав. Белорецкий и Тирлянский, как главных очагов большевистской заразы. По этому плану отряд атамана Анненкова и 2 Кундравинский каз. полк должны следовать на зав. Белорецкий, а 1 Кундравинский и 3 Уйский — на зав. Тирлянский.
В это же время 2-й Отдел, центр которого находился в г. Верхнеуральске, приступил к мобилизации, призвав под национальные знамена мужское население в возрасте от 20 до 40 лет.
***
Гористая и лесная местность, по единственной, большой дороге, очень затрудняла движение колонны и обозов. Дер. Казаккулово, лежащая на полпути между гор. Верхнеуральском и зав. Белорецким, была занята без боя. Через два дня мы были уже под Белорецким зав. Не доходя его верст 5 открывалась равнина и наступление по открытой местности, без соответствующих технических средств ведения войны и без надлежащей подготовки бойцов, было опасным [19] для наших мало обученных «инсургентов», а потому приходилось прибегнуть к маневрированию, наступая в обход завода с восточной стороны. Однако, красные, сосредоточив все силы в зав. Белорецком, встретили наше наступление энергичной контратакой, поддержанной артиллерией. Пехота добровольческого Миасского батальона, мало еще обстрелянная и совершенно не обученная ведению боя, быстро начала отходить, а затем и совершенно бросила фронт, посеяв колебание среди казачьих частей. Однако до вечера красные не могли сбить нас с позиции, а к ночи мы сами отошли на дер. Казаккулово. Там отряд оставался несколько дней, подготовляясь к новой атаке завода. Выжидание это было связано с ожиданием прибытия подкреплений других полков, уже сформированных 2 Округом.
III.
Красные переходят в наступление. Оставление Верхнеуральска.
Бегство красных. Заключение.
Однако красные предупредили наше сосредоточение и сами перешли в наступление под водительством Блюхера (нынешнего советского маршала).
Одна из колонн красных двигалась на [20] дер. Багдак, т. е. в обход дер. Казаккулово, почему оставаться в ней, заброшенной среди гор и лесов, было крайне рискованно, ибо мы свободно могли быть окружены со всех сторон.
Вот почему Атаман Анненков решил отвести отряд на более выгодную позицию перед Вятскими Хуторами.
Здесь, впереди Вятских Хуторов, крутые, но открытые сопки, позволяли занять выгодные позиции. Поэтому 2 Кундравинский полк, с приданным к нему Травниковским дивизионом сот. Пашутина и частями Отряда Атамана Анненкова, занял позицию впереди Вятских Хуторов. Великолепный обстрел и обзор командующих высот давали возможность следить за малейшим движением противника. Мы выдерживали натиск красных и их артиллерийский обстрел на самые короткие дистанции. Артиллерия их безнаказанно выезжала на открытую позицию и с расстояния 1 версты и даже менее громила наши пехотные позиции. Но все было тщетно. Тогда красные предприняли обход и охват нашей позиции от дер. Багдатское. После 7- или 8-дневного боя под Х. Вятским, мы все же вынуждены были отойти к г. Верхнеуральску и занять гор. «Извоз», как тактический ключ и овладению г. Верхнеуральском.
***
После непродолжительных боев на [21] «Извозе» и под г. Верхнеуральском, последний был в ночь на 31-е июля оставлен нами. Весь гарнизон его сосредоточился на дороге в ст. Краснинскую и с высокой горы наблюдал за происходящим в городе. Однако в течение всего следующего дня красные так и не вошли в город, а вечером он был занят снова частями 2 Кундравинского и Петропавловского полков без боя.
К этому моменту в гор. Верхнеуральск прибыл командир только что сформированного Уральского корпуса ген.-л. М. В. Ханжин. С его приездом 1 и 2 Кундравинские полки, а также и Уйский, были расформированы: «старики» были распущены по домам, а молодежь влилась во вновь формируемые, уже в Войсковом масштабе, 12 и 18 полки.
***
Красные, опасаясь их полного окружения, бежали из-под Верхнеуральска на Белорецкий завод и далее через Кагинский на присоединение к своим бандам.
Преследование их было поручено полкам уже нового формирования, которые гнали красные далеко за Белорецкий завод. Красные вышли где-то около г. Уфы. Здесь они вновь попали в тиски белых, но [22] как-то сумели прорваться через кольцо окружения и присоединиться к своим.
***
Уральский Отдельный Корпус входил в состав Сибирской Армии, оперировавшей против большевиков на широком фронте. Борьба с красными уже четко принимала организованное начало. Вооруженные силы «белых», формируются уже по принципу мобилизации — обязательного призыва молодых людей под ружье для борьбы с поработителями Родины — большевиками.
Оренбургское каз. войско к этому моменту почти целиком было очищено от красной нечисти. Войсковое Правительство, во главе с доблестным атаманом А. И. Дутовым, также приступило к формированию регулярной вооруженной силы и на тех же основаниях, что и Сибирское Правительство. Многочисленные полки его уже принимают участие на всех фронтах против большевиков.
***
Деятельность Военной Комиссии, как руководящего органа, находящегося в ст. Кундравинской, за расформированием Кундравинских полков, закончилось. Не претендуя [23] на какие-либо заслуги перед Войском, руководители этого патриотического дела считали себя удовлетворительными, в сознании, что они своими слабыми силами сумели в маленьком масштабе создать вооруженную силу, вдохнуть в слабые по численности, но сильные по духу свои войска живую струю патриотического подъема и национального самосознания, и противопоставить ее безоружную, красным организованным силам и одержать на этом фронте блестящий успех. В этом и состоит заслуга группы патриотов и всех участников этого святого дела, решившихся, без содействия извне, на героический поступок, на борьбу с красной тиранией во имя дорогой Родины и родного войска!
[24]
IV.
На Екатеринбургском фронте. На Верхотурском тракте.
По рассказу ген.-м. В. В. Кручинина
[25]
По освобождении в конце июня 1918 г. отрядом Войскового Старшины А. А. Смирных г. Троицка,— начал свой рассказ В. В. Кручинин,— я был командирован в г. Челябинск, в распоряжение командира Уральского корпуса. Там я получил задание отправиться в так называемый Султаевский отряд, оперировавший против большевиков по тракту Челябинск—Екатеринбург. Отряд этот состоял из местных добровольцев: Челябинской Народной роты, Башкирского батальона и дружин Орен. Каз. Войска: Петровской — сот. Н. П. Пономарева, Долгодеревенской — сотника Сметанина, Баландинской — прапор. Шелехова, Кособродской — сотника Долгополова и 5 сотни 6 Оренб. каз. полка под командой сотника Пашнина. Кроме того к отряду еще была придана рота Чехов. Отряд находился под общей командой подполк. И. И. Штин.
Из только что мною указанных казачьих дружин я и должен был сформировать 17 Оренб. каз. полк и стать его командиром, что мною и было выполнено здесь же на позиции и при этом в самое короткое время.
В момент моего отъезда из гор. Троицка, который в те дни переживал радость освобождения его от коммунистической кровавой тирании, ко мне явился гражданин этого города, и, очевидно, движимый чувст[26]вом патриотического подъема, передал в мое распоряжение 75.000 романовских денежных знаков, присовокупив при этом, что эти деньги собраны им среди горожан гор. Троицка на борьбу с большевистскими бандитами.
При выполнении возложенного на меня задания по формированию 17 Оренб. каз. полка этот маленький денежный фонд оказал мне неоценимую услугу, почему я считаю своим долгом, здесь на страницах воспоминаний, выразить чувство благодарности безвестным русским патриотам, оказавшим материальную поддержку белым борцам!..
Численность Султаевского отряда, ко дню моего прибытия туда, не превышала и 2.000 бойцов, имея против себя более сильную и хорошо вооруженную красную группу, численность которой доходила до 6.000 человек. Если принять во внимание, что эта группа имела еще 2 орудия и 2 броневика, при значительной насыщенности ее пулеметами и гранатами, то в итоге окажется, что силы борющихся сторон были далеко не равны: на стороне красных и численное и техническое превосходство. Однако этот пробел в лагере белых восполнялся моральным превосходством бойцов над противником, их патриотическим порывом и силой воинского духа, чего не было заметно в рядах красноармейцев. [27]
Дня через два после моего прибытия в отряд последний по приказу своего начальника подполк. Штин предпринял наступление на село Куяш, занятого красными. Бой закончился весьма успешно для белых бойцов. Это обстоятельство, как и то, что части вели себя в бою превосходно, дало мне основание верить в наш успех на фронте и в конечную победу над злым врагом.
Однако нужно заметить, что уже здесь на поле брани сказалась тенденциозность борьбы инородческим населением России. Башкирский батальон, который до этого при всех обстоятельствах дрался с большевиками безукоризненно, в описываемом бою привел в смущение Начальника отряда, терявшегося в догадках происходящего. Так он вел себя и в последующих боях, не проявляя сколько-нибудь боевого пафоса, а по занятии г. Екатеринбурга, совсем распался и прекратил свое существование.
Тенденциозность башкир сказалась в то, что они готовы были драться с большевиками до момента нахождения их на «территории» башкир, а как только последние были изгнаны из нее, всякое желание драться за русскую землю у них отпало. Какой узкий и кургузый сепаратизм?!
Казачьи дружины, из которых впоследствии составился 17 Оренб. каз. полк, вели себя выше всякой похвалы. Но и здесь, [28] среди жертвенности и воинской доблести, находились лица, кои своим дурным поведением, чернили имя славных Оренб. казаков. К числу таких, морально падших людей, нужно отнести сот. Н. П. Пономарева. Произведенный, очевидно, во время Великой войны, из урядников, и не имеющий соответствующего образования и должного воспитания, он, своими антиморальными поступками по отношению жителей и их имущества, стяжал себе поистине имя мародера, и нужно только удивляться, как такой выродок мог служить в войсках Белой Армии и носить высокое звание офицера?! Конечно, со включение его отряда в 17 полк, всем его экспериментам наступил конец, и сам он благополучно «умотал» в гор. Челябинск, где пристроился к небезызвестному перелету ген. Н. Т. Сукину. Однако эта безумная голова нашла свой конец, где-то в тайге Енисейской губ., в одной из карательных экспедиций.
23 июля подп. Штин был отозван в г. Челябинск и в командование Отрядом вступил я — полк. В. В. Кручинин. Отряд же подступал к г. Екатеринбургу. Весь день 26 июля прошел в бою за овладение Сысертским заводом, в конечном счете без боя занятым нами, а 28 июля Султаевский отряд, также без боя, вступил в г. Екатеринбург. [29]
Не поддается описанию встреча, удостоенная жителями освобожденного города. Нас встречали с «хлебом и солью». Отряд забрасывали цветами, неслись восторженные приветствия по нашему адресу, по городу раздавался колокольный звон и т. п. Однако уставшему отряду, в конечном итоге, не нашлось квартир у жителей, среди такого обширного города. Чем объяснить такое поведение горожан, право, теряешься в догадках? С одной стороны цветы, а с другой — нет даже ночлега измученным беспрерывными боями воинам, дерущимся за их же благополучие!?
Разгадка, мне думается, очень проста и ясна. Уж слишком изнежен обыватель и так грубо эгоистичен, что даже в таком, казалось бы, естественном вопросе, как представление квартир войскам, он не хочет себя стеснить ни на один метр и ни на одну минуту?! А может быть боязнь за будущее? Кто знает, не вернутся ли вновь большевики — и тогда отвечая!? Политика страуса, прячущего свою голову в песок! Приходилось занимать квартиры явочным порядком, без доброго на то согласия «хлебосольных» горожан!
Одновременно с нашим отрядом в Екатеринбург вступили и Чешские войска, во главе с ген. шт. полковником Войцехов[30]ским, применявшим на себя общее руководство белыми отрядами.
***
30 июля вверенный мне 17 Оренб. каз. полк получил новое задание по преследованию большевиков в направление по верхотурскому тракту, на котором полк в тот же день занял дер. Пышму и Балтым, в 15 верстах севернее Екатеринбурга.
Следующее по тракту село, находящееся в 18 верстах от Балтыма, было занято крупным отрядом красных. Попытка моя занять его не увенчалась успехом, т. к. тракт, проходящий по непроходимому дремучему лесу, не позволял произвести какое-либо обходное движение, а бить в лоб врага, без пулеметов и пушек, со слабой противной способностью полка, было также невозможно, тем более что большевики привели этот пункт в надлежащее оборонительное состояние, встретив наше наступление пулеметным и артиллерийским огнем. Словом, одним казакам, справиться с этой задачей оказалось не по силам и я отошел в исходное положение, в дер. Балтым.
Однако большевики, путем разведки, установили наличие наших сил на этом направлении, и 5 августа сами перешли в контрнаступление. Огнем артиллерии и пулеметов, при интенсивной атаке красной пехоты, им [31] удалось взять дер. Балтым, а затем к вечеру овладеть и дер. Пышма. Полк подался назад и занял позицию в 2 верстах от Пышмы. Конечно, ликование в стане красных банд было огромное. Слышались крики: «даешь Екатеринбург!». Опьяненная успехом красная банда, поддержанная сильным артиллерийским огнем, бросилась в атаку. Полк, окопавшись на шоссе, и имея справа и слева ту же непроходимую лесную трущобу, спокойно встретил атакующих ружейным огнем: в этот момент в каждом стрелке чувствовалась решимость — «победить или с честью умереть!» Даже раненые, еще способные вести борьбу, оставались в цепи, ибо в этот момент поистине каждый стрелок был дорог! Цепи красных в упор расстреливались казаками. Наконец, красные не выдержали губительного огня и отошли. Ночь прошла сравнительно спокойно. Но с рассветом они вновь ринулись в атаку, но также, как и вчера, встретив упорное сопротивление от горсти храбрецов, подались назад. Часов около 9 красные предприняли новый маневр: пустили впереди своих цепей бронированный автомобиль, которому удалось проскочить наши цепи, но затем он резервной сотней был захвачен и вся его прислуга уничтожена.
Атаки со стороны красных следовали одна за другой, но тщетно: казаки не усту[32]пили ни одной пяди земли! Так прошел весь второй день боя.
Несмотря на мои донесения о происходящем на фронте, штаб полковника Войцеховского оставался молчаливым. А между тем положение оставалось критическим, ибо полк, ведущий уже два дня бой с значительным превосходящим его по силам врагом, к тому же без пищи и под проливным дождем, мог не выдержать повторных яростных атак красных и покатиться к городу? А город в эти дни праздновал освобождение от коммунистического гнета и не думал о висящей над ним грозной опасности…
Наконец на третий день, около 10 часов утра, ко мне прибыла рота Чехов, с 2 орудиями и пулеметами. С этими силами я, около 3 часов дня, перешел в наступление. Наша доблестная артиллерия, под командой русского офицера, выкатив свои орудия в цепь, картечью осыпала врага, заставившая его очистить дер. Пышму.
В этот же день вечером прибыло еще 3 роты Чехов с двумя орудиями. С этими силами утром следующего дня красным был нанесен решительный и сокрушительный удар, от которого они бежали на север. Этим последним актом закончилась борьба на верхотурском направлении.
***
Делясь воспоминаниями о пережитых тяжелых днях боевой страды, я не могу [33] обойти молчанием героических и самоотверженных подвигов двух командиров сотен вверенного мне полка: подъесаула В. Белова и сотника М. Н. Пашнина, которые своею стойкостью в бою и примерной доблестью главным образом способствовали успеху в борьбе с большевиками. Умелое и доблестное руководство вверенными им сотнями привело к общему подъему всех доблестных чинов полка и только при такой настроенности и решимости полка можно было питать надежду на победу над много раз превосходящим по численности врагом…
Не могу также обойти молчанием и следующего, одного жертвенного поступка, проявленного неизвестным мне русским патриотом, который в самый разгар боя, именно на второй день его, явился ко мне в цепь и принес для чинов полка несколько фунтов хлеба, огурцов и др. снеди. Посидев некоторое время около меня, и справившись, в чем мы больше всего нуждаемся, он ушел, обещав вечером принести еще кое-что. Но не суждено этому патриоту выполнить его обещание: не отошел он от меня и 100 шагов, как предательская пуля красных наймитов, сразила его на смерть! Мир праху этому безвестному герою, каких я думаю, не мало было в те дни, сложивших свои головы в безвестных могилах!!!
[34]
V.
Набег.
С окончанием операции под г. Верхнеуральском и за расформированием Кундравинских полков, я получил новое назначение в 11 Оренб. каз. полк на должность помощника командира полка, штаб которого в то время находился в г. Екатеринбурге. Это было в ноябре месяце 1918 г.
Сотни полка, частью находились с чешскими войсками, наступавшими на г. Кунгур, частью в районе г. Сарапула; другие же оставались в г. Екатеринбурге при штабе полка. В это время полком командовал полковник А. Т. Сукин (в эмиграции перешел к большевикам).
Здесь же в г. Екатеринбурге стоял и штаб 17 Оренб. каз. полка, командиром которого состоял полк. В. В. Кручинин, впоследствии начальник 5 Оренб. каз. бригады. Сотни этого полка также были разбросаны на Сарапульском направлении и были сосредоточены только к весне 1919 г. К этому времени и 11 Оренб. каз. полк также сосредоточился в районе г. Перми.
Но за время оторванности от полка сотни совершили не мало героических дел, вплетая своими подвигами новые лавры в венок боевой славы доблестных Оренбургских казаков. [35]
Вот одно из этих славных дел, заслуживающее того, чтобы его записать на страницах военной летописи.
Две сотни 11 Оренб. каз. полка, с пулеметной командой, в декабре месяце 1918 г. были отправлены на Сарапульский фронт, в распоряжение командира 4 корпуса ген. Гривина. По прибытии к месту назначения сотни получили ряд боевых заданий по разведывательной службе и набега в тыл красным оперировавшим в этом районе.
В один из таких рейдов, в район ст. Агрыз, лежащей на ж.-д. линии Сарапул—Казань, в которой квартировал штаб советской дивизии, 4 и 5 сотни под общей командой сот. М. Н. Пашнина, с приданной ему конной сотней Ачицев, совершили ряд блестящих дел, результатом которых был отход или почти бегство красных из-под Аргыза.
Выйдя из Бик-Бардинского завода, сотни прошли южнее ст. Агрыз и вышли в тыл, 70 верст юго-западнее этой станции, произвели ряд разрушений в тылу большевиков, сожгли много складов различного имущества и захватили до 300 подвод с тем же военным имуществом, и пленных.
Произведя таким образом переполох в тылу красных своими смелыми и решительными действиями этот маленький конный отряд привел можно сказать в паническое со[36]стояние красных вождей, понудив их очистить спешно занимаемые ими позиции в районе Агрыза.
Эти блестящие действия нашей конницы были должным образом оценены высшим начальством, следствием которого явилась возможность далеко продвинуться нашей пехоте и освободить от угрозы захвата наши заводы Ижевский и Воткинский.
Однако операция эта стоила и многих жертв: убит был начальник пулеметной команды, ранен командир 4-й сотни, много казаков стали жертвой этого лихого дела…
[37]
Часть вторая.
1919 г.
Бой под селением Богородским.
К весне 1919 г. армии Верховного Правителя адмирала Колчака форсировав Уральский хребет, выходили на Российскую равнину к берегам р. Волги, Вятки и др. пунктам. Уже нетерпеливому воображению белых бойцов мысленно рисовались контуры великой и мощной реки — кормилицы Волги.
Открывавшаяся широкая плоская равнина, как скатерть, растелилась на необъятном для глаза пространстве и своей бесконечностью неуловимых далей поражала воображение зрителя.
Скованные горными проходами войска, выйдя на равнину, почувствовали свободу движений, словно птицы выпущенные из клетки в необъятное воздушное пространство…
Уже солнце греет по весеннему — ярко и тепло… В воздухе слышится неумолчный гомон птиц, радостно встречающих весну…
Настроение всех приподнятое: и от того, что марш белых к сердцу России — златоглавой Москве, сопровождается рядом [38] боевых успехом и от того, что природа, сбросив с себя ледяные оковы, возрождается к жизни: пробивается сквозь полог иссохшей прошлогодней листвы молодая зеленая травка, распускаются почки на деревьях; весна уже в полном разгаре…
Казалось, все сопутствовало боевому счастью белой армии. Ни у кого не закрадывалось мрачной мысли о возможном отходе или еще хуже — поражении… Северная группа войск ген. Пепеляева, имея главное направление на г. Вятку, успешно развивала свое блестящее наступление. Считали, что дни красного владычества в г. Вятке уже сочтены. И вдруг, как молния, прорезает мысль, приказ об отходе. Там на путях к Волге, что-то неблагополучно… Там уже начался отход… И для «выравнивания» фронта войск ген. Пепеляева вынуждаются к отходу, к берегам красавицы Камы!? У противника подъем духа, он слепо верит, что белые разбиты и бегут, и дерзости поэтому, в нем нет предела. И вот одному из дерзких, ослепленному успехом, 23 В.-Камскому Советскому полку, был дан надлежащий урок 11-м Оренб. каз. полком под селом Богородским.
Был вечер. Солнце уже бросало свои последние золотистые лучи, уходя на покой… Наши разведчики, высланные на поиски противника доносили, что село Богородское, [39] в 5-ти верстах от нашего расположения, занято красными. Как раз к этому времени командир полка получил приказ от своего соседа — морских стрелков — начальник которых, по приказу свыше, подчинял наш полк себе и требовал в категорической форме немедленной атаки села Богородского, занятого красными, вне зависимости от силы противника. Командир 11 Оренб. каз. полка уже к этому времени принял решение попытаться выбить красных из этого села. Наша разведка, продолжая вести наблюдение за противником, дала новые сведения, что село Богородское занято пехотой противника, с пулеметами и чуть ли не с артиллерией. Вывод: силы противника несомненно значительны. Но решение принято и отступления от него уже нет. Решили атаковать.
Севернее этого селения, примерно в полверсты от него, находилась большая роща, хорошо прикрывавшаяся наш подход к селу Богородскому. Еще на пути следования к этому пункту была выслана одна сотня, 3-я, с задачей выйти на пути отхода красных, на юго-запад от селения, перерезать их и, в случае успеха, бить по тылу противника. Эта сотня, больше других по числу всадников, выйдя на пути отхода красных, привела в замешательство противника. Командир сотни доносил, что повозки красных [40] уже бегут на юг от селения через топкое болото… Сведения эти еще более подкрепили нас в принятом решении и дали нам уверенность в победе. К этому моменту командир полка высылает две смешанные сотни с 4 пулеметами для атаки села Богородского с севера. Сотни, выйдя из леса, открыли жесточайший ружейный и пулеметный огонь. Это еще более привело в смятение красных. Чувствовалось, что у них не благополучно. Повозки и пешие люди начали в беспорядке бежать из села, но цепи красных пока упорно продолжали оборонять окраину селения, ведя с нашими сотнями ружейное и пулеметное состязание. Видя всю безвыходность создавшегося положения красных и дабы не дать противнику уйти безнаказанно из занятого им пункта, помощник командира полка по своей инициативе, с 2 сотнями, атаковал противника в конном строю. Как только красные заметили скачущую конницу, они немедленно пришли еще в большое смятение, бросая и позицию и винтовки, дезорганизую оборону селения, бросаясь из села прямо в топкое болото, куда всаднику не проскочить. Но в самом селении красные в панике ищут спасения, и, конечно, или попадают в плен, или на острый клинок казака.
Уже совсем стемнело. Со всех сторон приводят пленных красных, подсчитывают [41] трофеи победы. Оказывается, мы захватили у противника 9 пулеметов, бесчисленное количество ружей, огнестрельных припасов, повозок и т. п. Забрали много пленных, но еще больше красных пало от нашего меткого огня спешенных сотен и сабельконной атаки. Наши потери небольшие: убит один офицер, несколько казаков ранено и убито. Но и эти жертвы для нас оказались бесконечно дороги, не только по соображениям практическим, но еще больше по чувству гуманности. Ведь пролитая братская кровь нас уже настолько сроднила, что потеря одного-двух убитыми чрезвычайно огорчала всех — от рядового казака до командира полка включительно. Здесь на поле брани ковалось братское чувство взаимной выручки и чистого боевого товарищества… независимо от чинов и служебного положения каждого бойца.
23 Верх-Камский Советский полк оказался совершенно разбитым, потеряв и людей и материальную часть в этом бою. Блестящие действия 11 Оренб. каз. полка, разгромившего пехотный полк, который после огня превышал его в 2-3 раза, нужно объяснить только умелым использованием момента атаки, быстротой действий и решительностью командного состава, мужеством и храбростью всех чинов его. Это блестящее дело 11 Оренб. каз. полка приостано[42]вило на несколько дней безоглядное наступление красных, дав возможность нашим полкам спокойно переправиться через большую естественную преграду реки Камы.
II.
Лихое дело под д. Кайнак.
Доблестные армии адмирала А. В. Колчака, после тяжелых и упорных боев с красными на берегах р. Тобола, под сильнейшим напором врага, вынуждены были отходить далее в глубь Сибири. В эти дни подавленности и общей растерянности поддержание духа на известной высоте в массе бойцов являлось первейшей и священнейшей обязанностью, не только начальников, но и каждого бойца, в ком еще не угасло чувство национальной гордости и любви к Родине.
Утомленность строевых частей, бессменно ведущих бои в течение нескольких месяцев с наседающим врагом, их нервность, вследствие ряда неудач, доводили эти части не так давно бившие значительно в силах превосходящего противника, до панического состояния.
Поэтому в атмосфере общей подавленности духа и, казалось, безнадежности создавшегося положения, проявление мужества и решимости биться с ненавистным врагом [43] до конца, диктовалось самой обстановкой, вносящей в разбитые и духом и физически части бодрящую струю, окрыляя их надеждой на успех.
11-я Оренб. каз. полк в эти критические дни не раз проявлял пример такой бодрости, мужества и решимости бороться с врагом до победы, увлекая за собой более слабые духом строевые части.
Один из эпизодов мне особенно памятен.
В августе месяце 1919 г., когда потрепанные части 1-й Сибирской армии отходили от берегов р. Тобола к городу Ишиму, в арьергарде ее оставались кавалерийские части, очень немногочисленные, но доблестно прикрывавшие отход наших главных сил.
Красные, окрыленные верой в успех, дерзостно наседали на отходивших, не давая им покоя, ни днем ни ночью.
В районе д. Кайнак, юго-восточнее г. Ялуторовска, такой дерзости зарвавшимся красным кавалеристам дан был надлежащий урок 2-мя сотнями 11 Оренб. каз. полка.
Эти сотни, 3-я и 5-я под общей командой есаула М. Н. Пашнина, оставаясь в арьергарде близ д. Кайнак, заняли большую рощу, северо-восточнее этой деревни, в 1-2 верстах от нее. Впереди этой рощи, примерно в полверсте, находилось топкое болото, а южнее, уступом вперед, к д. Кайнак маленькая [44] роща, которую, как оказалось потом, занимали 11/2—2 эскадрона красных гусар.
Последние, очевидно, так же заметили наших у дальней рощи, так как их одиночные всадники то и дело показывались на опушке леса и зорко всматривались в рощу, занятую нашими сотнями.
Чтобы положить конец неопределенности, есаул Пашнин решил проверить силы красных, после чего принять то или иное решение.
С этой целью он выслал небольшой разъезд в направлении к болоту, на северную его оконечность. Показавшийся перед красными разъезд сделался для них как бы приманкой легкой добычи. Командир красных эскадронов, очевидно, был не только мало опытным военачальником, но и элементарно тактически слабо подготовленным к руководству, хотя бы и небольшой кавалерийской частью. Как только показался наш разъезд на дефиле между болотом и рощей, он немедленно атаковал его всей конной массой в развернутом строю, подставляя свой правый фланг под фланговый удар наших сотен. «Красиво было наблюдать,— рассказывает очевидец,— за красными, несущимися широким галопом, в развернутом строю, вслед за уходящим от них нашим разъездом. Впереди эскадрона, с обнаженной саблей, скакал сам командир красных [45] на рослом, вороном коне, красные в экстазе кричали громкое «ура» предвкушая сладость победы. Но, увы! Скоро их ждало печальное разочарование от внезапной атаки двух наших сотен, ударивших потом красным во фланг. Трудно было сдержать порыв наших молодцов-казаков, рвущихся в бой, но еще более требовалось усилий, чтобы, сдержать самих себя от соблазна несвоевременной атаки. Мы видели всю безвыходность положения зарвавшихся красных кавалеристов, но нам хотелось, чтобы наш удар был использован в наилучшем для нас положении и дал бы нам максимум плодов уже ощущаемой нами победы. И вот когда красные, усиливая аллюр, оказались в створе с нашими сотнями, стоящими развернутым фронтом к противнику, в этот момент они бросились к противнику, в этот момент они бросились в атаку на красных. С пронзительным гиком «Ура» понеслись наши казаки на врага. Удар этот был настолько неожиданным для красных, что они немедленно пришли в смятение и в панике, видимо, не отдавая себе отчета, бросались прямо в топкое болото. Командир их был убит одним из первых, а потеряв его, красные, то в одиночку, то группами бросались в это болото, где лошади тонули; всадники, бросая коней, спасались пешими, но под метким огнем наших спешенных сотен, уже не могли найти спасе[46]ния, большая часть их погибла под выстрелами или тонула в болотистой пучине. Много красных здесь было взято в плен, еще больше лошадей, ставших военной добычей.
Этим коротким, но красивым ударом, действительно был дан надлежащий урок дерзостному врагу.
Последствия этого удара сказались немедленно. Красные, готовясь нанести нашей пехоте очередной удар, подвезли в д. Кайнак сильную артиллерию и сосредоточили значительные силы пехоты. Но как только конница красных была разбита нашими сотнями, красные немедленно сняли с позиции и артиллерию и пехоту, оттянув их на 11/2—2 перехода назад.
Этим временем воспользовалась наша пехота; части после непрерывных боев получили отдых, привели себя в порядок, приготовились для встречи противника, удар которого до этого момента мог бы катастрофически подействовать на моральное и физическое состояние нашей утомленной пехоты, отходящей по главному пути на г. Ишим.
В этом огромная заслуга лихой атаки наших сотен по красным, предотвратившим неминуемую катастрофу с нашими частями.
[47]
III.
Енисей — Ангара — Лена — оз. Байкал. Вступление.
Бой под г. Красноярском. На р. Енисей.
Бой под дер. Вершиной Яковлевой.
«Победит тот, кто умеет хотеть,
терпеть и дерзать»
Ген. Врангель
Проходят года… А с ними уходят в забвение и те события, которые оставили в нашей памяти неизгладимый след о проявленном жертвенном подвиге той особой группы войск Белой армии, которая совершала свой «Ледяной поход» по р. Енисею, Ангаре, Лене и оз. Байкалу.
С каким трогательным вниманием и глубочайшим чувством преклонения и восхищения перед доблестью героев «Ледяного похода» освящен на страницах Военной Летописи скорбный путь армии, в дни ее величайших испытаний, в период ее тяжких неудач. Только теперь, спустя 17 лет, можно беспристрастно оценить о величие духа, самоотверженности и непоколебимости в достижении намеченной цели, каким владели герои «Ледяного похода», в дни своего крестного пути в пределы Забайкалья.
Вот теперь, когда пройденный путь становится достижением истории, а острота жутких переживаний того момента улеглась под влиянием всеисцеляющего времени, являет[48]ся возможным более спокойно и совершенно объективно сделать надлежащую оценку и движению по Ангаре и Лене, через оз. Байкал.
Мне, как участнику этого похода, хотелось бы своим слабым пером осветить и этот высоко жертвенный подвиг особой группы войск, который на страницах современной военной литературы еще не был затронут.
Многое, конечно, за истекший, сравнительно долгий период времени, улетучилось из памяти, а мой краткий дневник из жизни этого похода был забран в Приморье партизанами, поэтому описание его приходится делать по памяти.
***
В конце декабря месяца 1919 г. 11 Оренб. казачий полк, в группе отходящих войск армии адмирала Колчака, пошел к г. Красноярску. Еще за два-три перехода до Красноярска, 5-я Отдельная Оренб. каз. бригада, состоящая из 11 и 17 полков, под командой ген.-майора В. В. Кручинина, подверглась жестокой неудаче со стороны пересекших ей путь партизан большевика Щетинкина.
Это непредвиденное и крайне неожиданное препятствие чрезвычайно болезненно отозвалось на моральном состоянии казаков 17 Оренб. каз. полка, они упали духом, [49] сильно пошатнулась вера в возможность одоления врага. Как будто в одно мгновение отлетела «душа» воина, героя и патриота!!! Чувство страха за «содеянное», перед казавшимся непобедимым врагом, настолько болезненно отозвалось на нормальной упругости их, что даже вызвало позорную добровольную сдачу, на милость «победителя», части 17 полка, во главе с его командиром, полк. Н. Г. Смирновым, человеком ограниченного ума и к тому же еще и с социалистическим «душком».
С таким глубоко потрясенным душевным состоянием части бригады подошли к Красноярску. На привале в селе Минино стало известно, что части ген. Зиневича из 1-й Армии ген. Пепеляева, перешли на сторону наших врагов и преградили нам путь. Простым глазом можно было видеть, как по сопкам, севернее Красноярска, метались из стороны в сторону наши части, очевидно нащупывая слабое место противника, где можно было бы пробить образовавшееся кольцо.
Когда 11 Оренб. полк поднялся на одну из возвышенностей близ Красноярска, то он увидел, как одна из пехотных цепей отходила под выстрелами на нас. Не теряя времени к-р полка поворачивает полк к Красноярску, инстинктом угадывая более слабое [50] место сопротивления, нащупывает его и решительной атакой сметает цепи противника. В образовавшиеся таким образом «широкие ворота» беспрепятственно проходят и сзади идущие колонны.
Вырвавшись из кольца окружения, устроенного предательской рукой Зиневича, части отходящей армии, сильно расстроенные, лишь только поздно ночью сосредотачиваются в с. Есауловой, на берегу р. Енисея. Здесь за ночь они кое-как привели себя в порядок, подсчитали потери и рано утром двинулись дальше. Это было утро Св. Рождества Христова. Ранний утренний благовест сельской церкви возвестил нам о рождении Спасителя. Всадники и пешие люди при первых звуках колокола снимают головные уборы и проникновенно осеняют себя крестным знамением. Трудно передать, какие мысли приходили в голову доблестных воинов и что они переживали в этот момент, устремляя взоры свои вдаль неизвестного будущего?!
Перед выходом из этого пункта было устроено короткое совещание старших начальников, после которого одна колонна двинулась на север по р. Енисею, а другая — по главному тракту, вдоль полотна ж. д. Остатки 17 полка пошли по главному пути, с ними ушел и к-р бригады.
Пересекаем Енисей и идем вдоль ле[51]са, из которого выдается много больших и богатых селений, но нигде не видим встречи: все куда-то попрятались и точно вымерли при нашем проходе. К вечеру останавливаемся в большом селе, после 40-верстного перехода. Еще не разъехались по квартирам, как командира полка вызвал к себе командующий армией ген. Войцеховский. Он, справившись, о состоянии 11 Оренб. каз. полка, выразил благодарность полку за проявленное им мужество и порядок под г. Красноярском. Затем, ознакомив и других начальников частей с положением, приказал от 11 полка выслать авангард в 1 сотню, что и было выполнено немедленно.
На следующий день такой же переход и ночлег в переполненной и забитой до отказа воинскими частями деревушке. Еще переход и мы наконец достигнем села Балчуга, в устье р. Кан. Здесь мы узнаем, что с нами следует и Главнокомандующий ген. Каппель. Эта деревушка, как и ранее пройденные нами, очень неприветливо встретила нас. К нашему приходу в этот пункт жители бежали из него и настолько поспешно, что в домах мы находили оставленную горячую пищу нетронутой. Оставшиеся старики говорили, что местные партизаны запугивали жителей расправой с ними идущими «колчаковцами». Вот в этом-то пункте и зародилась мысль об отделении от ядра Армии и [52] следовании далее небольшой группой в пределы Забайкалья по р. Ангаре, Лене и Байкалу.
Не знаю, кому принадлежала инициатива этого смелого плана, но так или иначе он подвергся обсуждению старших офицеров полка и командиров сотен. Хотя выбранный маршрут следования и был рискован, однако он был одобрен всеми участниками совещания и полк к вечеру следующего дня перешел на ночлег в дер. Савостину, на левом берегу р. Енисея. В этом большом и богатом селении полк расположился на широких квартирах, хорошо отдохнув за ночь, а утром выступил далее для выполнения намеченного плана — скорейшего выхода на р. Ангару.
Через два-три перехода мы уже оторвались от ядра Армии и шли спокойно, никем не тревожимые. Однако на одном из этих переходов к-ру полка доложили, что казаки очень обеспокоены этим маршрутом следования и что ввиду оторванности от армии, они очень встревожены за свою судьбу, предоставленные самим себе, что этот поход по глухим, неведомым и мало населенным местам обрекает их и весь полк на верную гибель.
Дабы рассеять эту тревогу, принявший на себя командование отрядом, Ген. шт. ген.-майор Сукин Николай (в эмиграции перешед[53]ший на службу к большевикам) сделал соответствующее разъяснение о предпринятом походе по р. Ангаре. Он пояснил казакам, что 11 полк не одинок в этом походе: за нами следует 3 Барнаульский стрелк. полк, пожелавший войти в отряд под его командованием. Сукин заверил казаков, что в этом районе мы не можем встретить сколько-нибудь серьезного сопротивления на пути нашего следования и что по собранным им сведениям и статистическим данным край этот достаточно населен и обильно снабжен хлебом, фуражом и др. продуктами питания. Призвал всех к мужественному исполнению долга перед Родиной, а те, кто не чувствует в себе сил на дальнейший подвиг, может открыто заявить об этом и вернуться к ядру Армии.
Полк молча выслушал эту речь и, к нашему счастью, после уже во все время похода таких разговоров не поднималось. Сознание оторванности от Армии и изолированность полка как-то более крепко спаяли офицеров и казаков: все понимали, что только взаимное доверие могло обеспечить нам успешность выполнения предпринятого похода. Офицеры, насколько могли, ободряли слабых духом казаков, укрепляя в них веру в достижении успеха, а последние безропотно выполняли свой долг перед Родиной.
11 Оренб. каз. полк к этому времени насчитывал в рядах своих около 700 сабель, [54] столько же было штыков и в рядах 3 Барнаульского полка.
В самых последних числах декабря месяца полк прибыл в дер. Заимка (точно не помню) на правом берегу р. Енисея. Здесь решено было устроить дневку. Люди за это время вымылись в бане, привели в порядок ковку лошадей, подправили конскую сбрую и т. п. Словом, подготовились к дальнейшему пути. Маршрут был намечен через таежную деревушку Вершину Яковлеву, которая стояла на большом тракте между г. Енисеем и сел. Тасевым. Тракт этот нам особенно хотелось пересечь возможно скорее, ибо по сведениям жителей в этом районе оперировал большой партизанский отряд, который, пользуясь местностью и временем года, легко мог преградить нам путь.
Утром, числа 30 декабря (ст. ст.), полк выступил с последней стоянки на дер. В. Яковлеву. Дорога шла по просеке, засыпанной снегом толщиною в 1 арш. и более. Переход был чрезвычайно труден: лошади выбивались из сил и повозки с трудом двигались по глубокому снегу. Только к вечеру мы достигли д. В. Яковлевой. Но здесь нас ждало подлинное испытание: не доходя версты до указанного пункта, нам преградил путь крупный партизанский отряд, оказавший упорное сопротивление. Кругом этой деревушки сплошная непроходимая тайга, снег [55] почти в рост человека: ни вправо, ни влево свернуть нельзя. Только единственная просека давала возможность войти в эту деревушку. Но посланный авангард для занятия ее встретил самое решительное сопротивление. Партизаны сумели построить окопы из снега и потому легко отбивали огнем всякую попытку атаковать их с фронта. Предпринятый затем обход одного из флангов по глубокому, почти непроходимому снегу, закончился неудачей: мы понесли слишком дорогие в нашем положении потери убитыми и ранеными людьми. Эта неудача лишь только воодушевила партизан на упорство сопротивления. Единственное же их орудие «Макленка» производила гнетущее моральное впечатление своими оглушительными разрывами снарядов, гулко раздававшихся в тайге. Две ночи полк проводит под открытым небом. Люди за это время не получали пищи, не было даже воды: разогревали снег в котелках и пили чай или пекли «оладьи» сделанные из муки и снега, без соли и приправ. Жутко становилось за полк, за людей, обреченных при неудаче на смерть! Нужно было напрячь всю энергию, весь разум и волю, чтобы выбраться из этого «мешка смерти», ибо отступление грозило неминуемой гибелью всему отряду.
В это время в хвост колонны полка по[56]степенно начали прибывать новые отряды: полк. Казагранди, ген. Перхурова. Дается ориентировка вновь прибывшим, выдвижение новых частей на позицию, но враг кажется неприступен и непобедим. Слышится лишь частая ружейная перестрелка, гулко раздающаяся по девственной тайге. Третий день стоит колонна, вытянувшись длинной лентой по просеке. Люди греются около костров: лютая сибирская зима дает себя знать. Особенно становилось жутко ночью: справа и слева тайга. Над головой была видна лишь узкая полоска голубого неба, усыпанного яркими звездами…
Наконец и нашему злоключению наступил конец. На третий день к вечеру противник внезапно очистил злополучную деревушку, опасаясь вероятно обхода, который был предпринят сотнями 11 Оренб. каз. полка, совместно с другой конницей.
Было темно, когда колонна втянулась в бедную таежную деревушку, где уже нельзя было достать что-либо съестного. Скопившиеся отряды не могли разместиться в деревушке и люди грелись в неказистых деревенских избах по очереди или около костров.
Для преследования противника был выделен особый авангард, которому ставилось задание занять следующее село, в котором предполагалось, что противник ночует. Но [57] партизаны бежали безостановочно на Троицкий завод и далее на Тасеевскую волость.
IV.
Ангара.
Трехдневное пробивание «пробки» под д. В. Яковлевой болезненно отозвалось и на моральном состоянии войсковых частей и на их физическом здоровье. Отсутствие технических средств борьбы не давало надлежащего эффекта пробивной способности строевым частям, чтобы в сочетании боевого порыва с действием сильных технических средств являлась возможность разом покончить с нестойким и мало обученным врагом.
Таежная полоса и бедность населения не обещали радужных перспектив для героев «ледяного похода», а свирепствующие сибирские морозы лишь только усугубляли тяжесть похода, понижая воинский дух и парализуя волю к дальнейшим, еще более тяжким испытаниям.
Уже появилось много больных тифом, который сопровождал нас во все время нашего пути до Читы. И не было возможности бороться с этим страшным врагом, косившим ряды наши без помехи. Заболевшие тифом предоставлены были сами себе и только сильный организм и сухой, холодный [58] сибирский климат, были единственными пособниками больного в борьбе с тяжким недугом. И нужно сказать, что несмотря на огромный процент больных, смертность была незначительна.
Достигнув на следующий день, после занятия д. В. Яковлевой, зав. Троицкого, отряд повернул на север и пошел вниз по р. Уралке. В отряде появилось много санок и даже 11 Оренб. каз. полк не мог отказать себе в этом легком способе передвижения, впрягая в сани своих «фронтовиков». На ночлеге в д. Средняя нас нагнал отряд Казагранди, Перхурова и др. «вождей», обремененных и семьями и тяжелыми обозами. Уже тогда эти отряды считали «обреченными» ибо своею тяжестью и неподвижностью они не могли свершать больших переходов и все время тащились в хвосте нашей колонны. В сел. Каменка на р. Ангаре мы видели их последний раз. Когда мы уже были в Чите, то стало известно, что эти отряды были разбиты красными и целиком попали к ним в плен.
Взяв себе за правило двигаться налегке и возможно быстрее, чтобы появление отряда всегда было неожиданным для врага, мы двигались с максимальной быстротой и почти без дневок. В д. Устьянская, отряд устраивает большой привал и затем в ночь выступает на д. Пашина на р. Ангаре. Пе[59]реход в 80 вер., по девственной тайге, без всяких жилых пунктов на пути, к тому же в ночное время, был очень тяжелым. Достигнув в середине ночи какого-то «зимовья» полк, шедший в голове отряда, остановился на привал, чтобы дать отдых и людям и лошадям. Не было, конечно, возможности накормить и тех и других, однако короткий сон несколько ободрил людей и полк через несколько часов отдыха выступил дальше. Сотня есаула М. Н. Пашнина, идущая в авангарде, часов в 8 утра прибыла в д. Пашина, в которой на некоторых домах болтались красные тряпки. Вскоре за сотней втянулся в эту деревню и весь полк.
Небольшая, но зажиточная деревушка приняла нас без особой симпатии, хотя и сдержанно. Жители-старожилы и живут, как видно, в достатке. Расположившийся здесь полк имел возможность вымыться в банях: в походе, а особенно в зимнее время, это такое благо, с которым редкое из других человеческих благ может сравниться. Явилась возможность накормить лошадей, ибо фуража сена и овса оказалось в достаточном количестве и, самое главное, дать людям отдых, если не душой, то по крайней мере, телом.
Очутившись при столь непредвиденных обстоятельствах впервые на берегах такой величественной реки, как Ангара, мы не[60]вольно залюбовались ее мощностью, широтой ее течения. С нашего берега чуть был виден другой, подернутый дымком зимней мглы: так широка река была в этом месте. Крутой сибирский мороз сковал толстым слоем льда быстрая стремнина ее, но местами, именно там, где очевидно проходил фарватер реки, клубился пар и вода в образовавшейся «полыньи» кипела, как в котле. Впоследствии при своем путешествии по Ангаре мы немало встречали таких открытых незамерзших мест, где от быстрого течения реки вода в них не замерзала в течение всей зимы.
Еще через два перехода мы уже были в большом селе Каменка, расположенном на правом берегу р. Ангары. Здесь решено было дать дневку отряду. К вечеру следующего дня прибыли в Каменку отряды: Казагранди, Перхурова и др. На почве недостатка продуктов, особенно для лошадей, возникли осложнения, грозившие вылиться в открытое столкновение.
Главный промысел населения: рыбная ловля, охота на пушных зверей и в самом зачаточном развитии — земледелие, ибо отсутствие подходящей земли для хлебообработки и неблагоприятного климата для вызревания злаков, занятие земледелием не является рентабельным, посему ему отведена второстепенная и даже третьстепенная роль. При[61]возной хлеб доставлялся лишь только в потребном количестве для населения. Вот почему довольствие и людей и главным образом, лошадей было сильно сжато. В таком положении находилось оседлое население всей Ангары, по крайней мере на том большом участке реки, по которому нам суждено было пройти, т. е. до устья р. Илима. Однако недостаток хлеба с лихвой восполнялся рыбным столом: стерляжьей или осетровой ухой. В этом отношении участники похода имели случай есть редкую по качеству и вкусу Ангарскую рыбу.
Возвращаясь к вопросу об осложнениях с отрядами Казагранди из-за недостатка фуража и провианта, у вождей однако оказалось достаточно терпения, спокойствия и выдержки, чтобы закончить эти неизбежные недоразумения миролюбивым порядком. Все обошлось к наивящему удовлетворению сторон, без шума, однако какой-то осадок недоверия остался, вероятно, у тех и других, ибо с легким сердцем вздохнул наш отряд, когда окончательно оторвался от пылкого и заносчивого Казагранди. При проходе дер. Иркинской мы видели части злополучного отряда Казагранди последний раз, которому суждено было бесславно закончить свой крестный путь, став жертвой разгрома красными палачами.
[62]
III.
Отделившись от Казагранди и Перхурова отряд из 11 Оренб. каз и 3 Барнаульского стрелк. полков совершил крестный путь «ледяного похода» до г. Читы в этом составе, хотя на пути его следования, как увидим далее, встречалось не мало препятствий, грозивших полной катастрофой и гибелью всего отряда. И несмотря на все эти трудности, на кажущуюся невозможность преодолеть их, Богу угодно было ниспослать и мудрость командному составу и мужество бойцам, сумевшим побороть трудности, грозившие при неудаче полным уничтожением отряда…
Напрягая все усилия, ум и волю на устранение затруднений, которых с каждым днем становилось все более и более, командованию отрядом приходилось прибегать к героическим мерам, чтобы сохранить в отряде бодрость духа и веру в достижение намеченной цели.
На Ангаре в течение января и февраля месяца стоят лютые морозы. Чтобы хоть сколько-нибудь уберечь чинов отряда от неизбежных в такую пору помораживаний, приходилось прибегнуть к реквизиции у местных жителей теплой одежды, за которую однако во всех случаях выплачивались деньги. Уже на Ангаре отряд, таким образом, обзавелся верхней теплой одеждой в виде [63] оленьих и собачьих «дох» и вместо валенок — «унтами», сделанными из шкур оленя, весьма удобных в носке и замечательно теплых. Однако и эта теплая одежда не могла уберечь людей от обмораживаний, простуды и болезней тифа, который за все наше путешествие перебрал почти всех чинов отряда: редко то не болел этой страшной болезнью…
Переходы, как правило, делались не менее 50—60 верст. К концу января отряд прошел самую северную точку на Ангаре — село Кежму, откуда спускаясь к югу, к 8 февраля подошел к устью р. Илима. На этом пути мы почти не встречали противника и лишь спускаясь от Кежмы к югу, нам имел дерзость преградить путь небольшой партизанский отряд, вооруженный охотничьими ружьями и кремневыми пистолетами. В одно мгновение отряд этот был захвачен атаковавшей его авангардной сотней, причем «отважные бойцы» чрезвычайно были огорошены столь неожиданным финалом развязки боя.
9 февраля отряд имея первый ночлег на берегах р. Илима, в дер. Затейка. Илим небольшая река, но густо заселенная по обоим берегам. Сравнительно равнинное место позволяет жителям более интенсивно заняться сельским хозяйством, нежели это на Ангаре. На этом участке нашего [64] пути мы без особых затруднений доставали фураж и провиант.
Однако сравнительная густота населения уже заключала себе значительный процент населения, отравленного ядом большевизма. Уже под сел. Нижне-Илимск мы встретили значительное сопротивление большевистских отрядов, легко нами разбитых. В большом, торговом и зажиточном селении Нижне-Илимск оказалось много большевистски настроенного элемента, ушедшего к нашему приходу в большевистские отряды…
12 февраля отряд заночевал в заштатном городке Илимске. Илимск — скорее всего по внешнему виду напоминает обыкновенное село, с деревянными постройками. Что представляет в нем историческую ценность, так это старинная деревянная церковь, уже полуразвалившаяся, выстроенная, по преданию, Ермаком Тимофеевичем.
Из Илимска нам предстояло перевалить через высокий хребет, являющимся водоразделом бассейна двух рек: Ангары и Лены. Дер. Мука на берегу речки того же наименования, была первым ночлегом к выходу на р. Лену. Здесь мы попадаем вновь в таежную полосу, а следовательно встречаемся с затруднениями в приобретении фуража и провианта. Но близость большой реки, как Лена, и сравнительная густота ее населения сказалась еще и в том отношении, что уже [65] начали появляться партизанские отряды более организованного порядка, которые стремились не только преградить нам путь, но и лишить нас возможности находить довольствие.
Первое большое село на берегу р. Лены — Усть-Кутское было занято с боем, причем большинство населения, распропагандированного большевиками, бежало вместе с красными отрядами вниз по р. Лене.
Заняв Усть-Кутское отряд сделал дневку, чтобы дать возможность людям отдохнуть и привести себя и средства передвижения в порядок.
16 февраля отряд выступил из Усть-Кутского вверх по р. Лене, к г. Верхоленску. Лена на участке нашего пути, т. е. почти до самых ее истоков, населена значительно гуще, нежели Ангара. Там, где нет жилых мест, берега ее также дики, как и р. Ангары, покрытые непроходимой девственной тайгой. Но там, где осело население, рука человеческая постепенно, шаг за шагом, осваивает это место и обращает его в культурный уголок. Лена — коммуникационный путь к знаменитым Ленским приискам. Освобожденная от зимнего покрова, она в течение всего навигационного сезона бороздится бесконечным количеством утлых речных суденышек, служащих транспортом для перевозки ценного металла и [66] продуктов производства на удовлетворение необходимых человеческих нужд. Однако, являясь почти единственным путем к богатым золотоносным россыпям, она, вместе с тем, служит и ареной бесконечного числа загубленных жизней разбойным элементом, о чем так красноречиво свидетельствует нам уголовная статистика…
Отрицательные свойства «культуры» сказались и на нравственном облике жителей Ленского бассейна. Все чаще и чаще распропагандированное население устраивает нам «пробки», которые не только задерживают движение, но и требуют наличия соответствующей силы для пробивания их. В одном из таких пунктов, именно под сел. Грузновском красные сосредоточили значительные силы, с намерением окончательно ликвидировать наш отряд. Но решимость к победе, закаленность в боях и умелое руководство командного состава помогли преодолеть и это, кажущееся невозможным, препятствие; подняли было упавший дух бойцов и укрепили веру в боеспособность нашего отряда.
V.
Лена. Оз. Байкал.
Сел. Грузновское — небольшая, в одну улочку деревушка, раскинувшаяся по левому берегу р. Лены. Почти вплотную к ней [67] примыкает дремучая тайга, полукольцом охватывая ее с трех сторон. И только береговая сторона ее была открыта и не представляла естественного препятствия в зимнее время. Именно эта сторона и была занята противником, в ослеплении своей боевой мощи недооценившем силы и, главным образом, качество своего соперника. Еще за несколько верст мы встретили группу разведчиков, которая при встрече с нашим авангардом поспешно бежала к сел. Грузновскому. Не было сомнений, что враг решил преградить нам путь.
По разработанному плану нашим командованием две сотни 11 Оренб. каз. полка в количестве не более 50 всадников, были выдвинуты в обход этого селения, с задачей выйти в тыл и на фланги противника. Невозможно было представить, чтобы сотни могли пробраться по непроходимой тайге и по глубокому, почти толщиной в пол-аршина снегу, к сел. Грузновскому. Однако, задача эта была выполнена сотнями блестяще и «красные пейзане», пребывая в уверенности, что фланги и тыл их надежно защищены самой природой, были не мало огорошены появлением сотен, вышедшим им на фланги и в тыл. Произошло замешательство в их рядах. Это не ускользнуло от внимания других двух сотен, развернувшихся в лаву перед фронтом врага и решивших [68] атаковать пр-ка с фронта. С дистанции почти 3 версты сотни повели атаку и по мере их приближения к сел. Грузновскому красные все более и более теряли спокойствие; в тылу их уже обнаружилось бегство и атакующие сотни, с верой в победу, неслись с криками «ура» на дрогнувшего противника. На полном карьере заняли селение, а не успевшие спастись бегством, красные попали в плен. Поражение врага было полное, в наши руки попало масса подвод, патронов, оружия и несколько сотен пленных, которые при продвижении отряда вперед были распущены по домам, т. к. набраны были из соседних сел. Некоторые главари красного отряда поплатились жизнью. Красный отряд прекратил свое существование…
Однако уже через несколько переходов на пути к Верхоленску мы вновь встречаем серьезное сопротивление красных наймитов, ибо распропагандированное население видимо охотно шло в ряды воровской шайки, обещавшей, в случае поражения врага, вознаградить хорошей добычей. И наивные, слепо верившие красным погонщикам, крестьяне, шли за ними, как стадо баранов, за своим поводырем, увлекаемые ими в пропасть небытия…
Уже под сел. Жигалово наши передовые части вновь встречаются с красными, которые, захватив двух казаков, же[69]стоко и по зверски с ними расправились: они были живыми брошены в прорубь р. Лены.
До г. Верхоленска отряд встретил серьезное сопротивление еще под одной деревушкой, где пришлось вести бой в течение всей ночи и только к утру красные спешно «смотались» к г. Верхоленску.
Нарастание сил противника, с которым все чаще и чаще приходилось вести бои: с одной стороны, все прогрессировавшие болезни в отряде, следствием чего ослаблялась численность отряда, с другой увеличение численности врага болезненно отражались на моральном состоянии бойцов и понижала в них воинский дух. Физическая усталость отряда, находящегося в походе без отдыха в течение полутора месяцев сугубо отражалась на боеспособности отряда, убивая в нем веру в достижении поставленной цели…
Но выхода не было: приходилось двигаться вперед и как можно скорее, ибо по сведениям нашего штаба, возглавляемого тогда ген. шт. полковником (ныне ген.-м.) Д. Н. Сальниковым, весьма энергичным и способным офицером ген. шт. в районе г. Верхоленска накапливались значительные силы врага (из Иркутска и др. районов) и поэтому проскочить тракт Иркутск—Киренск было крайне необходимо до соединения всех красных банд. [70]
Однако под г. Верхоленском мы вновь встретили упорное сопротивление противника, решившего на подступах к нему дать нам бой, который продолжался почти весь день и только к вечеру красные спешно снялись с позиции и бежали вверх по р. Лене.
В занятом нами г. Верхоленске засиживаться не приходилось, почему отряд, напрягая все силы, в тот же день выступил дальше.
Чтобы не встретиться с красными под большим населенным пунктом Качугское, которое по сведениям уже было занято красными бандами, отряд из д. Макаровка, при содействии проводников и по таежным дорожкам, двинулся на север, в обход этого пункта, с тем, чтобы выйти на «морской тракт», минуя встречи с красными. Всю ночь отряд шел по не проезженной лесной тропе и только к утру вышел на тракт, северо-восточнее Качугского.
Обстановка требовала немедленного движения вперед. Вот почему отряд, сделав большой привал, двинулся дальше на д. Бирюльки, на р. Лене, предполагая, что здесь уже противника не встретит. Однако в д. Заложная были получены сведения, что дер. Бирюлька занята красными и в большом количестве. Теперь уже не было возможности обойти эту преграду стороной: приходилось, скрепя сердце, вступать в бой, [71] или двигаться на север к г. Киренску, по безлюдному пустынному краю, обрекая отряд на голод и верную смерть. Посему решено было отбросить противника и прорваться к оз. Байкалу.
Здесь, как оказалось впоследствии, путь преградил нам сильный отряд Карандашвили с пулеметами и пушками. В завязавшемся бою вначале нами был одержан успех; красные были сбиты с первой позиции, но отойдя на вторую, вновь упорно начали обороняться. Пехота Барнаульского полка, чрезвычайно слабая по численности, действовавшая вначале самоотверженно, со смертью к-ра батальона, капитана, георгиевского кавалера, потеряла пафос и стала отходить. Это обстоятельно грозило полным крахом и гибелью всему отряду, ибо отряд охватила паника и подводы одна за другой ринулись назад, давя друг друга. Но положение спас выдвинутый на наш правый фланг дивизион есаула Пашнина 11 Оренб. каз. полка (ныне полковник) численностью не более 50 всадников, который, действуя на фланге, приковал к себе внимание красных и последние вынуждены были считаться с фланговой силой, давшей возможность уйти отряду без преследования. В отряде считали дивизион есаула Пашнина уже погибшим, однако к вечеру есаул М. Н. Пашнин присоединился к отряду, не потеряв ни одного человека Ра[72]неными или убитыми. Действия есаула Пашнина в значительной степени способствовали поднятию настроения в отряде и вновь воскресили было упавший воинский дух его бойцов.
V.
Неудача под сел. Бирюльками, как сказано ранее, болезненно отразилась на моральном состоянии бойцов. Даже «верхи» в лице печальной памяти начальника отряда ген., ныне тов. Н. Т. Сукина, перешедшего на службу к врагам Родины — большевикам, охватила паника, заговорившего о сдаче отряда на «милость» воровской банды. Но встретив решительный отпор со стороны измученного походом, но столь же доблестного офицерства, он отказался от этой мысли.
На совещании старших начальников отряда было принято решение двигаться на север в направлении, кажется, на хут. Шевыкан, а там по условиям местности: или идти на север к г. Киренску или искать новых путей к выходу на Байкал.
Поздно вечером отряд вышел в указанном направлении и к утру достиг хутора. Здесь из опроса местных жителей мы узнали, что двигаться на север было равносильно обречению себя на верную гибель, ибо [73] __&&&&&___ и следовательно довольствия достать было негде.
По совету одного из жителей хутора отряд решил попытать счастье выйти к оз. Байкал через тайгу. Быстро был ликвидирован лишний санный обоз, отряд налегке, в сопровождении проводника, двинулся к тунгузским зимовьям. Здесь пришлось совершенно отказаться от санного обоза и посадить всех на коней, ибо по словам проводника тунгуса существовала лишь «оленья тропа», по которой нам и предстояло идти.
С рассветом отряд вышел из тунгузских зимовий по оленьей тропе, долженствовавшей вывести нас на «морской путь» к оз. Байкалу. Вытянувшись в колонне по одному, отряд двинулся вперед, полагаясь больше всего на Бога. Занесенная снегом «оленья тропа», по непроходимой тайге, с трудом была опознаваема людьми и нужно было удивляться идущему впереди есаулу Пашнину с сотней, как он мог ориентироваться в этой трущобе, куда луч солнца даже не проникал и вывести отряд на верный путь. Тропа настолько была слабо просечена, что всадникам приходилось шашками «уширять» проход, т. к. нельзя было в некоторых местах пройти девственную тайгу. Тревога охватывала всех, ибо потеря следа грозила верной гибелью от[74]ряда. Однако к вечеру, насколько я помню, добрались до какой-то «прогалины», где стоял стог сена: это был ориентировочный предмет. Дав людям и лошадям передохнуть, отряд двинулся дальше и уже к ночи, к нашей великой радости, вышел на «морской путь» к дер. Надаган.
Вновь заиграла улыба на лицах как будто уже «обреченных» бойцов, вновь зародилась вера в жизнь, закипела в отряде работа по вербовке санного обоза. Переночевав и запасшись в этой деревушке, сколько можно, санным обозом, т. к. невозможно было дальше вести больных без обоза. Не задерживаясь, спешили выйти к Байкалу. Красные, очевидно, считали нас уже погибшими, не предполагали, что мы окажемся способными «преодолеть и непреодолимое» и, видимо, отказались от дальнейшего преследования нашего отряда.
Как вырвавшийся из когтей смерти больной испытывает радость жизни, так и наш отряд, словно перенесший тяжелую болезнь, грозившей ему определенной гибелью, вбирает в себя жизненные соки для завершения поставленной цели…
Быстро бежит санный обоз по верховьям обледененных речек, взбираясь на высокий водораздел Байкальского хребта. Трудно сейчас представить высоту этого горного кряжа, но помню, что спуск по его [75] склону к оз. Байкал был чрезвычайно крутой: лошади скользили по льду и вместе с запряжкой катились к подошве горы. Наконец к вечеру мы услышали собачий лай — признак жилого пункта. И действительно, верстах в 3-4 от подошвы хребта, на самом берегу Байкала, мы въехали в дер. Тангужир. Эта бурятская деревня приняла нас радушно, дав нам возможность широко разместиться по квартирам и отдохнуть от пережитого за последние дни похода. Здесь отряд имел дневку.
Проснувшись утром довольно поздно мы впервые имели удовольствие видеть величественное озеро, или как его прославляют в песнях «Славное море, священный Байкал». Где-то далеко, в дымке голубого эфира, маячил противоположный берег, и вершины хребта полуострова Св. Нос, кажется, сливались с белыми облаками…
Несмотря на усталость, бесконечные трудности и лишения, и кажущуюся безнадежность выбраться из создавшегося «тупика», чины отряда, оказавшись на берегах оз. Байкал почувствовали какой-то новый прилив энергии; бодрость духа и вера в конечный успех вновь отразилась на их лицах. Так немногого требовалось, чтобы отряд вновь обратился в боеспособную часть, с которым смело можно было идти вперед…
Отдохнув за сутки стоянки в Тангужи[76]ре и вновь организовав санный обоз, отряд подготовился к переходу через оз. Байкал в самом его широком месте — на Усть-Баргузинскую. День, в который был совершен переход через Байкал, на редкость, выдался хороший. Тихая, теплая солнечная погода поднимала настроение и переход в 115 верст никого не пугал дальностью расстояния.
Колонна выступала из улуса Тангужир часов в 7 утра. Накатанный «морской путь» облегчал движение и мы почти безостановочно шли переменным аллюром. К 2 час. дня колонна была уже на зимовье Св. Нос, откуда до Усть-Баргузинской оставалось 40—50 верст. В 4 часа выступили с привала. Следуемый впереди колонны авангард уже в темноте был встречен огнем красных, занявших Усть-Баргузинскую, но дав несколько выстрелов, бежал к г. Баргузну. Жители Усть-Баргузинской, напуганные пропагандой красных о чинимых якобы нами зверствах над жителями, покинули свои дома, оставив там престарелых «сторожей» на «растерзание».
На следующий день отряд выступил из Усть-Баргузинского и не доходя верст 10 до г. Баргузина был встречен красными, занявшими выгодную позицию: справа — непроходимый лес, а слева — река с отвесными берегами. Приходилось вновь вступать в бой с [77] неравными силами. Сгустившиеся сумерки не дали возможности ориентироваться в обстановке, однако раздумывать долго не приходилось. В обход левого фланга красных были посланы две сотни 11 Оренб. полка, численностью не более 40 чел. Лошади тонули в глубоком снегу и не было почти надежд на возможность обхода. Но как и под сел. Грузновским казаки и здесь превозмогли это естественное препятствие и выйдя в тыл противника, произвели там переполох. Этот «маневр» так напугал красных, что они «драпали» без задержки к г. Баргузину. Только на рассвете 6 марта отряд занял Баргузин.
VI.
Город Баргузин. «Гольцы».
Заключение.
Баргузин небольшой, но зажиточный городок. Там имеется маленькая церковь для немногочисленного православного населения, гимназия и кое-какие правительственные учреждения. Город к нашему приходу опустел, т. к. гнусная красная пропаганда о чинимых якобы нами расправах над населением, к сожалению, и здесь имела успех среди трусливого обывателя. А если принять во внимание, что большой процент населения Баргузина составляют евреи, то ста[78]нет понятным их бегство к нашему приходу.
Несомненно, отступившие большевики на север от Баргузина, готовились к новой встрече с нами, ибо численность их отряда превышала 1000 человек, тогда как количество наших бойцов катастрофично падало, главным образом, вследствие болезней и к приходу в Баргузин мы едва насчитывали в своих рядах до 200 чел., способных носить оружие. Конечно, с такими силами, измученными продолжительностью похода, рискованно было искать боя со свежими силами противника, во много раз превосходящего нас по численности. Да и цель отряда была иная — пробиться к Чите. В силу этих соображений решено было идти к заветному «оазису» — Чите, без дорог, по так называемым «гольцам» — по верховьям горных речек, стекающих с высокого горного водораздела в бассейн рек Баргузина и Витима. Путь этот был самый короткий и самый безопасный, но в то же время совершенно пустынный, без какого-либо жилого пункта на всем пути.
6 марта отряд вышел из Багузина в дер. Бодон. Здесь отряд заночевал, сделав запас фуража и продовольствия на 3 дня, ибо приходилось идти по совершенно безлюдной пустынной местности.
Из дер. Бодон отряд вышел в сопровождении знающих этот путь проводников.
Трудно теперь, спустя 17 лет, писать [79] о пережитом за эти три дня похода по «гольцам». Дикая гористая местность, без единого населенного пункта, наводила тоску и уныние на «видавших виды» бойцов. Жуткие три ночи, проведенные под открытым небом, оставили неизгладимый след в памяти об этих скорбных днях, полных глубокой печали и трагизма. Лютый мороз, не знающий пощады, буквально «замораживал» людей и стоны больных, беспомощно боровшихся за жизнь, мучительной болью отзывались на душевном состоянии здоровых, бессильных изменить горькую судьбу своих боевых соратников. Не было воды: таяли снег в котелках для питья. К концу последнего дня вышел фураж, лошади начали падать и в душу заползла тревога: «да верно ли мы идем и будет ли конец нашему путешествию?». Ведь и проводники могли ошибиться и тогда… конец всему!!! Однако на исходе третьего дня авангард услышал лай собак, показались в вечерней мгле бурятские избы и скоро отряд въехал в бурятский улус, сопровождаемый неумолкаемым собачьим лаем. На сердце вновь радость, на душе — облегчение: мы все ближе и ближе к цели. Мы были на р. Витиме.
Не приходилось и здесь раздумывать об отдыхе: нужно было спешить к Чите, ибо по сведениям жителей и в этом районе бродил какой-то сильный красный отряд. [80]
Переночевав у добродушных бурят, наутро отряд выступил дальше по р. Витим. Еще два ночлега в бурятских «улусах» и мы, наконец, делаем последний переход к Чите. Здесь мы выходим уже на тракт. Поднявшись на высокий перевал, мы в 15—20 верстах увидели, доселе в мечтах лелеемую, Читу, и, конечно, восторгу нашему не было предела. Безмерна была радость всех чинов отряда, особливо для больных, вливая в их истощенный организм свежую струю энергии для борьбы с тяжким недугом. От встретившихся по дороге «каппелевцев», мы узнали, что Армия, следующая по Сибирской магистрали, находится в Чите, это обстоятельство еще более обрадовало нас и мы приближались к Чите с смешанным чувством радости и печали за погибших в пути доблестных соратников, которым не суждено было испытать, хотя бы временный отдых от пережитого…
11 марта, в день последнего перехода к Чите, штаб 11 Оренб. каз. полка остановился в противочумной станции в нескольких верстах от Читы, а сотни расквартировались по пригородным деревушкам. Всех больных, которых насчитывалось в полку до 50%, разместили в госпиталях г. Читы, а здоровый элемент, после короткого отдыха, был снова призван к исполнению священного долга для борьбы с поработите[81]лями Родины — большевиками и 11 Оренбургский полк уже через несколько дней был перекинут на Амурскую ж. д. для продолжения этой борьбы.
***
Так закончилась славная эпопея «ледяного похода» по Ангаре, Лене, через «священный» Байкал отрядом, состоявшим из 11 Оренб. каз. и 3 Барнаульского стрелкового полков, численность которого в начале похода не превышала 1000 чел. Более двух месяцев отряд находился в непрерывном движении, в период самых лютых сибирских морозов — январь-февраль, среди дикой и мало населенной местности, прокладывающий себе дорогу к намеченной цели силой и не встретивший сочувствия среди туземного населения — все это было почти непреодолимым препятствием и однако, отряд с большими лишениями и потерей части своих доблестных соратников, смог преодолеть все препятствия, лежащие на пути, только благодаря мужеству, энергии и доблести всех чинов отряда. Не будем рыться в интригах и тщеславии главного инициатора этого, можно сказать безумного похода, начальника отряда, ныне тов. Н. Т. Сукина, но скажем, что выпавшие на чинов отряда тяжелые испытания, конечно, далеко не предвиденные ими, ибо все это предприя[82]тие походило скорее на авантюру, выполнены ими с величайшим терпением и самопожертвованием, показавшими еще раз миру неподражаемый пример стойкости, мужества и доблести русского офицера и солдата-казака. Честь и слава живым — участникам этого похода, вечная память умершим!!!
[83]
Часть третья.
1920 г.
Оренбуржцы в Забайкалье
I.
Прибытие Оренбургских казачьих полков в Забайкалье.
Реорганизация их. На Амурском фронте.
В минувшую гражданскую войну Оренбургское Казачье Войско, руководимое доблестным войсковым атаманом ген.-л. А. И. Дутовым, мобилизовалось для борьбы с красным интернационалом почти поголовно: не были мобилизованы только старики и дети. Его полки сражались в рядах белых почти на всех фронтах. И, наконец, «претерпев судьбы удары», после беспримерного в военной истории «ледяного похода», попали в пределы Забайкалья, на территории которого еще развивалось русское знамя. Там, утомленные, голодные, раздетые и морально подавленные войска нашли возможность отдохнуть физически [84] и с новой силой ринуться в бой с ненавистным врагом — большевиками.
Главная масса оренбургских казаков, находящихся под водительством самого атамана Дутова, отходила в пределы Западного Китая, но много полков ушло и на Восток. Здесь находились 2, 3, 5, 6, 11, 12, 17, 18, 4 Запасный и 34 полки, несколько конных сотен и батарей, а также и пешие части. За время «ледяного похода», части эти понесли большой урон, как людьми, так и в конском составе и не столько от потерь при боях, сколько от различного рода болезней, которые легко вырывали одну жертву за другой…
В конце февраля и в начале марта 1920 г. доблестные полки, претерпев все невзгоды скорбного пути, наконец, достигли Забайкалья. Опустошенные походом ряды их были ничтожны. Вот из этих то небольших групп и были сформированы два полка: I и II конные и пеший дивизион, составившие отдельную Оренбургскую каз. бригаду под командой ген. В. М. Панова. 11 Оренб. каз. полк, следовавший в Забайкалье по Ангаре и Лене и прибывший в Забайкалье только 11 марта 1920 г. не был включен в состав этой бригады, а совместно с Сиб. каз. полком составил Сводно-каз. бригаду и сохранил свой номер до оставления Забайкалья… [85]
В это время Забайкалье переживало критические дни, ибо красное партизанское движение разлилось широким потоком по всему Забайкалью и не было захлестнуто партизанщиной лишь только потому, что там находились войска иностранного государства и руководителям белого движения приходилось отсиживаться в районах ближе к железной дороге и выжидать прихода совершающей свой тернистый путь Армии Адмирала Колчака…
Армия эта, хотя и слабая по численности, но сильная воинским духом, закаленная беспримерными походами и героическими боями, была желанной гирей, брошенной на чашу весов, прижатых к железной дороге белых бойцов.
Шансы борющихся сторон резко изменились в лучшую сторону для Забайкальской Армии Атамана Семенова.
Не получив вполне заслуженного и крайне необходимого отдыха, героям ледяного похода вновь приходилось вступать в смертельную схватку с поработителями Родины — большевиками, которые протянули свои цепкие щупальца и на Дальне-Восточную окраину Великой России и здесь творили свое каиново дело…
Оренбургская казачья бригада, квартировавшая где-то около г. Читы, несла сторожевую службу. 11-й же Оренб. каз. [86] полк, как только вступил на территорию Забайкалья, после 3-дневного отдыха, был брошен на Амурское жел. дорожное направление на ст. Укурей, будучи придан к Омской пехотной дивизии. Дивизия оперировала в районе ст. Пашенная и Зилово. Полком в это время командовал полковник А. В. Зуев.
По окончании этой операции 11 Оренб. каз. полк был переброшен в г. Нерчинск. Воспользовавшись отдыхом на неопределенное время, необходимо было привести хозяйственную часть и конский состав полка, хотя бы в относительный порядок и установить численный состав его.
Но активность партизан в этот период увеличивались с каждым днем и налеты их на места квартирования белых частей, кажется, не знали меры… Нужно было положить этому предел. И вот 11 Оренбургский казачий полк, распоряжением начальника дивизии ген. Смолина был выдвинут в район станиц Ундинской и Житкинской. В ст. Житкинской полк, совместно с другими частями белой армии, имел ряд крупных боевых действий с красными, развернувших свою преступную работу в большом масштабе. Численность красных партизан росла с каждым днем и не было, кажется, сил и средств, предотвратить этот рост: слишком зараза социального разложения глубоко проникла в духов[87]ный организм человека, отразив его разум ядом коммунистического зла…
II.
Операция в Восточном Забайкалье. Рейд конницы ген. Артамонова. «Перемирие». 11 Оренб. каз. полк. Последние бои. Интернирование.
Дабы прекратить большевистский разгул в области в середине лета 1920 года Дальне-Восточная Армия предприняла «генеральное наступление против усиливающего в области партизанского движения, с целью ликвидировать в корне его зарождение, Оренб. каз. бригада и 11 Оренб. каз. полк в группе ген. Артамонова принимала самое живое участие в этой операции.
***
В виду того, что в свое время рейд этот, как замечательный образец действий конницы, давший блестящие боевые плоды, был красочно отмечен печатью, поэтому мы постараемся в кратких словах воспроизвести его.
Действия конной группы ген. Артамонова (ныне умершего) в составе Забайкальской каз. бригады, Оренбургской казачьей и сводно-каз. бригад, носили поистине молниеносный характер.
На конную группу ген. Артамонова была возложена задача: отрезать пути отсту[88]пления красным в районе Нерчинского завода и не дать им уйти на север по берегу р. Аргуни в непроходимую тайгу.
Конная группа открыла свои боевые действия 6 июня 1920 г., заняв с боем поселок Удычинский, 7-го июня — Удычиканский и уже почти фактически отрезала красным пути отхода на Восток.
8 июня, несмотря на крайнее утомление и людей и лошадей, конная группа совершает переход по тропам, через Нерчинский хребет. Условия перехода были ужасны: двигаться приходилось по болотистой и лесистой местности, топкой и непроходимой для обозов и артиллерии, которые пришлось оставить у перевала. Пулеметы в разобранном виде перевезены были всадниками. Лошади вязли в топкой почве и их приходилось вести в поводу. Но это, казавшееся не преодолимым препятствием, было пройдено и группа вышла в долину р. Газимур.
К ночи 9 июня были атакованы и захвачены ближайшие деревни к Газимурскому заводу, а утром на рассвете и сам завод…
Эта блестящая операция, проделанная с такой быстротой, в сущности уже предопределила исход всей операции в западной и восточной части Забайкалья. Она лишила красных основных баз питания, запасов, управления и связи с Амурским фронтом. [89]
В этом отношении набег конницы является одной из красивейших страниц нашей борьбы в Забайкалье. Все части спешили приветствовать и ее командиров. Вот одни из отзывов о действиях этой группы: «Ген. Артамонову. С восхищением узнал я и войска вверенного мне корпуса о лихом налете вашего конного отряда в глубокий тыл красным и радуемся блестящим результатом набега, можно думать решившим исход всей борьбы в Восточном Забайкалье.
С восторгом приветствуем вас и лихих Забайкальцев, Оренбургских и Сибирских казаков со столь важным решительным успехом результатом их мужества, храбрости и самоотвержения...
Искренне рад, что в этом лихом набеге довелось участвовать Сибирским казакам и Оренбургскому полку вверенного мне корпуса и разделить славу этого блестящего рейда. Прошу передать этим полкам и их командирам полк. Глебову и полк. Зуеву мою благодарность за их труды и службу. 424 Л: Комкор 2 Ген. лейт. Вержбицкий».
Дальнейшие операции конной группы свелись к стремительному выходу к берегу р. Аргуни в районе ст. Олочинской. Газимурский завод, где остановилась конная группа на «дневку», как историческое место по воспоминаниям о декабристах, сам по себе не произвел на нас никакого впеча[90]тления. А расспросы наши о жизни декабристов не удовлетворили наше любопытство, ибо жители знают о них только по рассказам прадедов и почти никто не знает и не помнит их лично… Да и сам «завод» только существует по названию, а в действительности там ничего не производится. Это обыкновенное глухое селение. Но место живописное и чарует своей красотой, кто особенно побывал там в первый раз.
Из Газимурского завода 11 Оренб. каз. полк выступил в авангарде всей группы и уже к вечеру занял деревню, населенную ссыльными. На следующий день подошла вся группа и к ночи перевалила через Нерчинский хребет (отрог), также по топкой и болотистой местности. На рассвете заняла деревню Зерентуй, название которой связано с воспоминаниями о тех же декабристах.
Продвинувшись дальше 11 Оренб. каз. полк встретил отряд красных, который вначале принял нас за своих, но когда несколько человек его авангарда попали в плен, то он быстро свернул с этого пути и по сопкам ушел в тайгу по направлению к р. Аргуни. За ним, очевидно, последовали и другие отряды красных, чувствуя, что они попали в «мешок».
Далее конная группа интенсивно развивает свои операции в направлении к Аргуни, дабы прижать группу партизана Яки[91]мова, ????????? человек, к реке и там ликвидировать ее.
К моменту выхода конной группы к Аргуни, части Якимова находились еще в ст. Олочинской, преследуемые корпусом ген. Молчанова.
Группа вышла к реке между станицами Олочинской и Аргунской, но так как она была рассредоточена по отдельным пунктам, то красные, предупредив наше соединение, ночью прорвали позицию, занятую забайкальцами и ушли на север. Таким образом прижатые к Аргуни, красные, по сосредоточении конной группой в одном месте мощного кулака, были бы ликвидированы, однако этого не случилось лишь только потому, что конная группа была раздроблена и не смогла или вернее не имела времени сосредоточиться на единственном пути отхода красных по берегу р. Аргуни…
После окончания операции в Восточном Забайкалье войска предприняли поход на Багдатский зав. и далее на Лоншаково, к р. Шилке, с целью очищения этого района от партизанских банд. Поход этот был очень труден, т. к. приходилось идти по безлюдной, гористой и дикой местности, без единого населенного пункта на всем [92] 100 верстном пути от Багдатского завода до дер. Лоншаково…
Сосредоточение большого количества войск в маленькой деревушке на берегу Шилки, естественно, вызвало огромный недостаток в довольствии. Здесь части начали грузиться в речные суда и отправлялись вверх по р. Шилке в Сретенск и Нерчинск. Здесь же погрузился и 11 Оренб. каз. полк и прибыв в Сретенск, стал там гарнизоном до оставления Д.-Восточной Армией всего Забайкалья…
***
Вскоре после окончания всей операции в восточном Забайкалье начались, очевидно, при содействии японского командования, переговоры с большевиками о перемирии, которое в конечном счете скорее всего кончилось к выгоде тех же большевиков, ибо этим актом большевики отделывались от иностранной силы, уходящей на острова, после чего они скорее могли расправиться с остатками белых в этой области. Согласно этого договора о перемирии части белых потянулись к станциям жел. дороги Чита—Маньчжурия, вытянувшая в ленту от г. Читы до ст. Маньчжурия. Для простого наблюдателя становилось ясным, что в случае нападения красных, Белая Армия должна была быть разбитой по ча[93]стям. Оглядываясь на это прошлое, ставить Армию в такое положение можно было только под давлением силы или при безвыходности положения! Большевики по этому перемирию, как говорится, убивали двух зайцев: с одной стороны освобождали Забайкалье от иностранной силы, а с другой — обезвреживали своего врага беспрецедентно…
[94]
III.
2-й Стрелковый корпус, в полном своем составе, следовал из Нерчинска через пос. Теленгуйский и Буддийский монастырь на ст. Оловянная.
[95]
Здесь 11 Оренбургский казачий полк получил приказ по 2 Стрелковому корпусу от 15 августа 1920 г. за № 70, следующего содержания: «Приказом Войскам Дальне-Восточной Армии от 12 августа 1920 г. за № 232/с, 11 Оренбургский казачий полк, в целях объединения родственных казачьих частей, выходит из состава Сводно-Казачьей бригады вверенного мне Корпуса и передается в 3-й на присоединение к Оренбургской Казачьей бригаде.
Совершив великий поход в Забайкалье, полк прибыл в Читу и, не получив ни одного дня вполне заслуженного отдыха, был брошен для боевых действий на Амуржелезнодорожное направление. В течение всего времени пребывания в составе Корпуса полк принимал участие во всех операциях, проявляя исключительное мужество, самоотверженность и доблесть, высоко неся знамя Оренбургского казачества и вплетая в историю последнего новые лавры боевой славы. Начиная от командира полка и кончая рядовым казаком, станичники свято и сознательно несли свою жизнь на алтарь возрождения многострадальной и истерзанной Родины, непоколебимо веря в правоту и торжество святого дела. По долгу совести и от лица службы сердечно благодарю доблестного командира полка полковника Зуева и г. офицеров за плодотворную, ра[96]зумную и отважную боевую работу, а молодцам казакам мое солдатское «спасибо» за их лихие и славные дела. Расставаясь со ставшим мне и вверенному мне корпусу родным полком, я, от всего сердца желаю полного успеха и процветания боевой славы, твердо веря, что, войдя в состав 3-го Корпуса, Оренбургцы покроют себя новой неувядаемой славой. Приказ прочесть во всех ротах, эскадронах, батареях и командах. Командир Корпуса генерал-лейтенант Вержбицкий».
11 Оренбургский казачий полк перешел в поселок Хадабулак, войдя в состав Оренбургской Казачьей бригады. Не нужно было быть пророком, чтобы сказать, что с уходом интервентов, коварство большевиков выявится незамедлительно. И действительно, еще не скрылись последние эшелоны с территории Забайкалья, как красные варвары, вероломно нарушив соглашение о перемирии, напали на мирно стоящую Дальне-Восточную армию, почти одновременно во всех ее пунктах квартирования по линии железной дороги Чита—Маньчжурия. Командующему армией ген. Вержбицкому пришлось вновь совершать своего рода «ледяной поход» из Читы, походным порядком по взбудораженному Забайкалью, имея при себе штаб, конвой и лазареты, и выйти где-то в районе ст. Борзя… [97]
Конечно, все преимущества были на стороны красных и сколько бы не проявляли мужества и самоотверженности Белые бойцы, все равно в конечном счете они были обречены на поражение, ибо не было ни средств к ведению неравной борьбы, ни соответствующих баз, а главное — пополнений живыми людьми…
Естественно поэтому, что после коротких, но жестоких боев, Армия постепенно начала стягиваться к границе Маньчжурии и ей нужно было только выиграть время, чтобы безболезненно (относительно) перейти границу и быть потом переброшенной в Приморье…
В конце ноября 1920 г. Дальне-Восточная Армия, под давлением превосходных сил красных, перешла границу Маньчжурии в районе ст. Маньчжурия. Здесь нашему командованию удалось договориться с правителем Маньчжурии того времени Чжан-Цзолином и перевести чинов ее и материальную часть по Китайской Восточной железной дороге в Приморье. Перевозка эта стоила огромных денег, но выхода не было… Легко себе представить положение Армии, лишенной возможности интернирования? Небольшая горсть белых борцов за честь и достоинство Великой национальной России, готовая скорее погибнуть, нежели сдать свое оружие красным палачам, при катастро[98]фе, стала бы предметом самых гнусных издевательств над рыцарями, бестрепетно приносившими жизнь свою на алтарь спасения гибнущего Отечества! И кто бы мог поручиться за то, что храбрейшие из храбрых в большей своей части сложили бы свои головы на красном эшафоте или в лучшем случае их гноили бы в советских застенках, тщетно ожидая какого-либо великодушия от современных сатанистов?!
Выбора не было и командование вынуждено было принять такое решение, в надежде, что Приморье, еще не захлестнутое волной коммунизма в его самом похабном виде, может способствовать возрождению национальных сил, а с ними, следовательно и борьбы за Белое Дело.
[99]
Часть четвертая.
1921—1922 гг.
Оренбуржцы у берегов Тихого Океана.
I.
Движение эшелонов в Приморье. Политическая обстановка в Приморье. Оренб. каз. бригада по квартирам в пос. Полтавском, Константиновке и Фаддеевке. Павловка и Абрамовка.
В декабре месяце 1920 г. эшелоны доблестной Дальне-Восточной армии непрерывной лентой двигались по Китайской Восточной железной дороге в Приморье.
Там в это время существовало полукоммунистическое «суверенное» правительство некоего Антонова. Нечего и говорить, какую гримасу строили эти незадачливые правители, при появлении «каппелей» и «семеновцев» на под властной им территории? Все, что было в их силах, причинить тот или иной вред Армии, они добросовестно [100] это выполнили, но большего не могли сделать по той простой причине, что там еще находились войска Императорской Японии, которые зорко следили за порядком и спокойствием в Крае. Вооруженной же силы это правительство не имело…
В Приморье Армия была расквартирована по линии жел. дороги от ст. Гродеково до Владивостока. Оренбуржцы, сведенные к тому времени в два полка: 1 и 2, пеший дивизион и батарею — были размещены в казачьих поселках ст. Полтавской Уссурийского казачьего войска.
Оренбургская казачья бригада, входила в состав сводно-казачьей дивизии, которой командовал генерал-м. В. М. Панов, командиром Оренбургской казачьей бригады состоял генерал-м. Н. М. Наумов и командирами полков: 1-го — полк. Корольков, 2-го — генерал-м. А. В. Зуев. Пешим дивизионом в то время командовал полковник Титов и батарей полковник М. Ф. Воронин.
Приморье, как сказано выше, переживало критические дни. Население его, в частности и Уссурийские казаки, в большей своей массе, в то же время в наилучшей части его, не скрывали своего сочувствия большевикам и ждали их прихода с плохо скрываемой радостью. Трудно понять психо[101]логию русского человека, этого, по выражению Ф. М. Достоевского «народа Богоносца»! «Всегда на брюхе перед сильным, будь-то татарин, урядник или комиссар, или любой Ванька конокрад, державший в руках все село. А над слабым куражится: мучает и насилует ребенка, бьет беременную женщину в живот. А как будет позван к ответу, то единственная отговорка: «мы люди темные, дьявол попутал и т. п.»…
Вот также встретило Армию и население Приморья, готовое вцепиться в глотку по самому пустяковому делу, ибо видело в ней помеху осуществления своих вожделений и встрече с «народными радетелями» большевиками и в то же время обезвреженную, слабую и неспособную дать надлежащего отпора зарвавшимся большевистским подголоскам… Казачьи поселки также морально были разложены и там верховодили отъявленные хулиганы, державшие именно население в страхе…
2-й Оренбургский казачий полк был расквартирован в поселке Константиновском, Полтавской станицы. Много мы видели доброго от небольшой группы станичников, но голос их тонул в массе распропагандированных казаков, и они мало влияли на общественную жизнь поселка…
Раз как-то ко мне, как командиру [102] полка приходит комендант полка и докладывает, что меня требует поселковый сход. Я переспросил коменданта:
— Может быть просит сход?..
— Никак нет ваше пр-ство, сход требует вас,— вновь взволнованно доложил мне комендант.
Я оделся и мы пошли вместе с ним на это сборище, которое происходило в помещении школы.
При входе в помещение председательствующий, обратив на меня внимание, приостановил суждение какого-то вопроса, но никак не пожелал меня приветствовать.
Сборище, продолжая сидеть, чутко насторожилось в ожидании пикантного разговора или еще хуже, какого-либо глумления над генералом?!…
Наконец, председатель заявил мне, что вот «мы, собрание, позвали вас для того, чтобы вы… и понес какую-то околесицу… Я с трудом ухватил его мысль, которая сводилась к тому, что какой-то, уже, по-видимому, вполне обольшевиченный «казак» — гражданин, обвиняет одного из прапорщиков полка ни в чем ином, как в… скотоложстве! Я не выдержал такого глумления и потребовал от председателя немедленного прекращения этого безобразия, а виновного в клевете наказать, в [103] противном случае и председатель и весь «совет» будут арестованы… Клеветник, конечно, скрылся и дело это замолкло. Однако, заинтересовавшись этим вопросом, я произвел дознание, которое вскрыло истинную подоплеку этого гнусного обвинения. Оно подтвердило лишь измену жены клеветника со злополучным прапорщиком, и несчастный ревнивец решил выместить свою злобу на командире полка…
Разоруженные строевые части, томящиеся бездействием, оторванные от родных очагов и заброшенные волею рока в далекое Приморье, были мишенью нападков со стороны большевистствующих элементов, внося в смятенную душу казака заразу морального разложения. Малодушные и слабые волей казаки в этом отношении представляли благодатную почву для агитаторов и зерно яда, падая на такую почву, подчас давало «хорошие плоды». Раз как-то ко мне приходят три казака, уже вышедшие из полка, с требованием уплаты денег за недополученное ими «провиантское, приварочное, фуражное и т. п. довольствие». Никакие мои логические доводы о том, что в полку вообще нет никаких денег и что он довольствуется всем этим в крайне ограниченном размере, получая все натурой, от интендантства, не давали надлежащего эф[страница 104 отсутствует. Вместо нее еще раз напечатана страница 101] [105] и большей своей части казаков, не говоря уже об офицерах, самоотверженно шел по раз уже намеченному пути и не изменил ему до последних дней борьбы в Приморье.
***
Из Константиновки 2 Оренбургский казачий полк, одновременно со всей бригадой был переброшен на стоянку в район деревни Павловки и Абрамовки: 1-й полк в районе села Григорьевки, пеший дивизион — дер. Дубки, севернее железной дороги Пограничная—Никольск-Уссурийск.
Здесь последовало реформирование Сводно-казачьей дивизии, с выделением Оренбургской казачьей бригады в отдельную боевую единицу — Отдельную Оренбургскую казачью бригаду.
В мае месяце того же года последовали некоторые изменения и в командном составе бригады, а именно: начальником бригады был назначен командир отдельного Оренбургского казачьего полка ген. В. А. Бородин, а вместо него командиром полка — ген.-м. А. В. Зуев. Командиром пешего дивизиона оставался полковник Титов, командиром батареи — полковник М. Ф. Воронин.
В Павловке, во время стоянки полка, имел место случай нападения красных партизан на безоружный полк, жертвой кото[106]рого едва не стал командир полка ген.-м. А. В. Зуев. Стояла темная весенняя ночь. Безоружный пост, поставленный на окраине села для наблюдения и своевременного сообщения о возможном налете красных, не заметил, как к нему подошел конный отряд партизан и снял его с поста. Потребовав от него вести налетчиков к квартире командира полка, красные, подойдя к дому, занимаемому командиром, окружили его, начали забирать лошадей и ворвавшись в квартиру, произвели выстрелы, а затем пленив командира, вывели на красную площадь села, заявив его жене, В. Г. Зуевой, что они повезут его в Анучино (урочище). Однако, пограбив жителей и казаков, партизаны, раздев командира полка, заперли его в одну из хат с наказом не выходить, и после нескольких выстрелов скрылись из села.
II.
Переворот. Конфликт. Приезд ген. Н. С. Анисимова. Новые места.
В таком положении части бригады оставались до свержения Владивостокского полубольшевистского правительства, на смену которого в мае месяце 1921 г. пришла национальная власть в лице русских патриотов. Это правительство возглавилось тогда известным местным финансистом С. Д. Мер[107]куловым, а командование Дальне-Восточной Армией находилось в опытных и надежных руках ген. лейтенанта Г. А. Вержбицкого, который совместил в себе и должность Управляющего Военным Ведомством.
Отсутствие сколько-нибудь надежной вооруженной силы у Областного правительства и полный индеферентизм населения к этой «власти» только облегчили «операцию переворота» для каппелевского командования и свержение его вылилось можно сказать в молниеносный характер и прошло совершенно безболезненно.
Вся армия в самые ближайшие дни, в том числе и Оренбургская казачья бригада, постепенно были вооружены русскими 3-линейными винтовками и патронами к ним.
Закаленная в походах и прошедшая суровую школу боевой страды Армия, получив вооружение, вновь была готова сражаться с ненавистным ей красным интернационалом, а потому с первых же дней своего бытия, как вооруженной силы. Она приступила к очищению Области от большевистских банд…
***
Однако на пути формирования новой Приморской власти встретилось немало затруднений, вылившихся в конечном счете в открытый конфликт между претендентом на «верховную власть» атаманом Г. М. Се[108]меновым и местными деятелями во главе с братьями С. Д. и Н. Д. Меркуловыми, поддержанными командованием Дальне-Восточной Армии.
Атаман Семенов прибыл во главе Владивосток в самом начале образования новой власти на пароходе «Киодо-Мару». Переговоры, ведшиеся на борту корабля с правителями новой власти, ни к чему не привели и в один прекрасный день атаман сошел с борта парохода на берег и переехал в свою ставку в Гродеково, где оставались верные ему части во главе с ген. Н. И. Савельевым.
Теперь, когда эти события становятся достоянием истории, не лишне будет бросить свой беглый взгляд, как современника, на это болезненное явление, грозившее вылиться в вооруженный конфликт.
Нам думается, что не было смысла «ломать копий» из-за власти ни той ни другой стороны, ибо политическая ситуация того времени не благоприятствовала национальному движению в России и поэтому шансы на возрождение Великой России были ничтожны. Однако за генералом Г. М. Семеновым было право, с одной стороны, как главнокомандующего Д/В Окраиной и с другой, как уже верного и надежного борца за восстановление Св. Руси, — на это возглавление. Быть может и при правлении атамана Семенова в Приморье мы подошли бы к од[109]ному и тому же концу, что и при Вр. Приамурском Правительстве и при последующем правлении ген. М. К. Дитерихса, однако, не был бы этот последний этап борьбы за русское дело омрачен ненужной и бессмысленной борьбой между сторонниками атамана и Вр. Правительством, сопровождавшимся кровавыми эпизодами и пролитой кровью доблестных бойцов. Уже теперь, смотря сквозь призму прожитых лет, становится понятным, что эта борьба из-за власти возникла скорее на почве личных, узко эгоистических интересов, нежели была продиктована патриотическими или государственными соображениями!..
Атаман Семенов пробыл в Гродеково до ноября месяца и все же вынужден был или под давлением чужеземной силы, или по каким-то иным причинам оставить Приморье. Части его армии, еще более нуждавшиеся в самом необходимом, нежели «каппелевцы», были переданы командованию Дальне-Восточной Армией и в следующих затем боях зарекомендовали себя с самой лучшей стороны. Однако отношение к ним заставляло желать много лучшего…
***
Приблизительно около этого времени пожаловал в Приморье ген. Н. С. Анисимов (после Приморской эпопеи перешел к [110] большевикам). Он прибыл туда как «заместитель» Войскового атамана Оренбургского Казачьего Войска ген.-л. А. И. Дутова, который 7 февраля н. ст. 1921 г. был предательски убит наемником большевиков К. Чанышевым в г. Суйдине.
Оренбургская казачья бригада, в лице своего командования, охотно приняла его в этом ранге, ибо Н. С. Анисимов, как один из выдающих офицеров войска, в период Омского Правительства состоял при Верховном Правителе адмирале А. В. Колчаке, уполномоченным от войска и его представителем, и как даровитый офицер и стойкий борец с поработителями родины большевиками, был дружески встречен начальником бригады ген. В. А. Бородиным и командирами частей. По мнению командования в то время едва ли можно было найти другого, более опытного и искушенного в политической борьбе человека, каким был Анисимов. И действительно, он скоро, благодаря своим способностям, такту и знанию дела, завоевал симпатии среди верхов Вр. Правительства и пользовался там большим авторитетом. Однако наряду с такими блестящим дарованиями, у Н. С. Анисимова было нечто и от «хлестаковщины». Любивший, как говорится «хорошо положить», свободно обращавшийся с войсковыми суммами, тра[111]тил их с удивительным легкомыслием…
Эта отрицательная черта характера Анисимова и послужила нам думается одной из причин к переходу его на службу к большевикам, ибо не знавший лишений «ледяного похода» и вообще не испытавший тягостей жизни, он не мог пойти на жертвы, как истый патриот, а предпочел уйти к большевикам, в надежде, что он и там «всплывет» на политическом горизонте…
Н. С. Анисимов, как заместитель Войскового Атамана и как вообще Оренбургский казак, для нас граждански умер. Demortiusautbeneautnihil. Однако содеянное им вынуждает нас остановить свой беглый взгляд на печальном финале его деятельности в Приморье. Каким теперь лицемерием звучат его слова, сказанные им по поводу 4-летней борьбы Оренбургских казаков с большевиками? Вот они: «Час освобождения Родины и всех нас близок. Палачи, доведшие нашу Родину до величайшего позора, унижения и обнищания и погубившие десятки миллионов русских людей,— доживают последние дни. Взирая с глубокой верой в близкое освобождение, я, как преемник власти безвременно погибшего доблестного атамана нашего генерал-лейтенанта Дутова, желаю вам, дорогие станичники, волею судьбы заброшенные в Дале[112]кую восточную окраину, дожить до светлых дней возвращения на Родину, где мы увидим, хотя и опустошенные, но дорогие нам места и встретим, хотя и исхудалых и изможденных от голода и коммунистического гнета, но близких и милых нашему сердцу родных. Заместитель войскового атамана генерал-м. Анисимов». (Из приказа № 10 от 26 октября 1921 г. г. Владивосток).
Какое можно найти оправдание человеку, изменившему святому делу служения Родине и предавшего тех, кому он стал после смерти А. И. Дутова вождем и который, при ничтожных затруднениях сменил вехи и перешел к тем, кого он так громко называл… палачами и т. п. Но да не омрачит это имя памяти покойного Атамана Дутова и всех доблестных казаков, честно несущих свой жизненный крест во имя Родины и славного Родного Войска!!!
***
Оренбургская казачья бригада к моменту вооружения ее, была переведена в село Михайловское и Вознесенское близ Никольск-Уссурийска. Оба эти селения были на[113]сквозь пропитаны большевистской заразой и это обстоятельство дурно отразилось на казаках, расквартированных в селении Михайловском. Беззастенчивая пропаганда самих большевиков и их сельских подголосков подействовала так на некоторых казаков, что как-то раз две сотни, стоящие в этом селении, даже не ответили на приветствие командира полка. Приходилось выколачивать эту заразу и «словом и делом»… После, когда полк уже был переведен на стоянку в казармы г. Никольск-Усурийска, некоторые казаки говорили, что они готовы были под действием большевистских агитаторов, остаться там, а затем уехать на родину, в свои станицы…
Ранней осенью бригада из Никольск-Усурийска была переведена на стоянку в село Раздольное и там разместилась в казармах бывших Российских Сибирских полков.
Перевод бригады в Раздольное был вызван экономическими соображениями, т. е. средства еще не окрепшего Приморского правительства, были слишком ограничены, и войсковым частям приходилось изыскивать способы добывания продовольствия своими средствами. В Раздольном, в долине р. Суйфун, можно было заготовить сено для лошадей своими средствами. Бригада обзавелась нужным инструментом для сенокошения и заготовила большое количест[114]во фуража, хотя его сено было мало съедобно, т. к. в нем было много травы-осоки. Скудность средств вообще отзывалась и на людях, не получающих нормального довольствия, и особенно на конском составе.
Уже зимой, за отсутствием фуража (овса и сена) были случаи даже падежа лошадей от недоедания и всякого рода заболеваний. Смятенная душа казака еще больше расстраивалась и часть казаков, воспользовавшись неудачной редакцией появившегося в то время приказа по Армии, разрешающегося покинуть ряды ее добровольно, готовы были оставить полк и одиночным порядком пробираться домой… в станицы…
Все это, вместе взятое, делало большие перебои в работе полка и вообще всей бригады; приходилось много затрачивать времени на разъяснение идейной стороны нашей борьбы с поработителями Родины, на невозможность практического осуществления желаний вернуться в свои края одиночным порядком и, наконец, указывать и на то обстоятельство, что дома их встретят, как «врагов народа» и как злостных контрреволюционеров и т. д. «А ведь они — казаки — дерутся за правое дело и поэтому не следовало бы ни клонить головы перед теми, кого они действительно считают врагами народа, т. е. все тех же «большевиков». Постепенно все «утрясалось» и взбаламучен[115]ное человеческое море, как после шторма успокаивалось, продолжая, как будто бы и [116] ничего не случилось, святое дело служению Родине…
В сентябре месяце 1921 г. в командовании Оренбургской казачьей бригадой вновь произошли частичные изменения, а именно: начальником бригады был назначен ген.-м. Н. М. Наумов, а генерал В. А. Бородин был поставлен во главе вновь формируемого Сводно-Казачьего корпуса, в который, по плану формирования, должны были войти Забайкальская каз. дивизия, Отдельная Оренб. каз. бригада и Сводно-каз. бригада (Сибирцы и Енисейцы).
Однако реально меру эту осуществить не удалось, т. к. Забайкальцы держались «особняком» и не пожелали войти в состав этого корпуса. В сущности формирование его, скорее носило политический характер, нежели стремление к созданию какой-то мощной конно-казачьей группы, которая вряд ли смогла бы действовать компактно, как крупная боевая единица, на Приморском «пятачке».
Поэтому Сводно-Казачий корпус существовал более номинально, нежели реально. С приходом к власти ген. М. К. Дитерихса в 1922 г. корпус прекратил свое существование, разбившись на две казачьих группы…
[117]
III.
Оренбуржцы на Сучане.
Операции Дальне-Восточной Армии. Движение на Сучан.
Занятие руд. Сучан. Боевые операции Оренбуржцев в районе Сучана.
В конце ноября месяца 1921 г. командование Дальне-Восточной Армией предприняло так называемое «генеральное» наступление по всей Приморской области, с целью окончательного вытеснения красных банд с территории области, которые легко укрывались в глухих Приморских трущобах. На Оренбургский казачий полк была возложена задача: занять селение Кневичи близ станции Угольная. По занятии указанного пункта полк, согласно приказа комкора 3., выступил в поход на селение Шкотово, а затем и далее на рудник Сучан. Из Шкотово полк двинулся на Новорождественское, при вступлении в которое он встретил группу партизан, при стычке с которыми часть их попала в плен, часть была ранена, а остальные, воспользовавшись близко примыкавшей к селению тайгой, скрылась в ней. На следующий день полк перевалил через высокий хребет и спустился в долину р. Сучана, последовательно занимая селение Казанцево, затем Фроловку. В этих селениях население совершенно было обольшевичено: вся молодежь ушла в партизаны, а остав[118]шиеся старики и малолетки злобно косились на наш приход… Церковь, например, в сел. Фроловка, была обращена в клуб, очевидно, для танцулек!..
Еще через один-два дня нами был занят самый рудник Сучан, именно шахта № 2, как главный и центральный пункт всего рудника.
Нужно сказать, что на Сучане до революции работало до 16 шахт и ежедневно добывалось огромное количество угля, по своим качествам превосходящего все другие, добываемые на Дальнем Востоке. Во время нашего пребывания на Сучане там работало только две или три шахты и то с большими перебоями и, конечно, мало интенсивно…
Штаб полка, приданный к нему пеший дивизион и одна сотня полка были размещены в театре, расположенном на высоком, плоском холмике, обнесенном кругом проволочным заграждением, в три-четыре ряда. Конная сотня была выдвинута к сел. Казанцево, на полдороге между Сучаном и этим селом, а две сотни полка вместе с артиллерийской сотней, сосланы во Владимиро-Александровское, 30 верст южнее Сучана. Там сотни также вынуждены были размещаться скученно и иметь надежные укрепления, т. к. бесконечные ночные и дневные налеты партизан могли закончиться [119] катастрофично для наших малочисленных гарнизонов.
Гористая, покрытая сплошь непроходимым лесом местность в районе Сучана, как нельзя более способствовала укрытию партизан в этих непроходимых трущобах, а обольшевиченные рабочие, да и все население Сучана, заселенное по преимуществу ссыльными, создавало благоприятные условия для развития красной партизанщины. Не проходило дня, даже в месте расквартировании штаба полка, чтобы не было вооруженных стычек с красными насильниками.
В момент прихода полка на рудник № 2, значительно и больше всех населенном, не было дома, где не болталась бы красная тряпка, как символ «лояльности красным палачам»… Полиция отсиживалась в здании, оплетенном колючей проволокой и по-существу почти бездействовала. С нашим приходом все красные тряпки были сняты, а полиция как будто начала проявлять признаки жизни!?.
Тоже самое происходило и во Владимиро-Александровском. Церковь там была опечатана, школа закрыта и т. п. Население жило в большой тревоге за будущее, не зная, кого признавать за истинных «правителей» красных ли, которые жили почти в каждом доме и в нужный момент скрывались, составляя маленькие отряды… или [120] белых, которые также сегодня есть, а завтра ушли?!.
В одну из поездок в это село генерала Наумова и Зуева они едва не стали жертвой нападения на них красных партизан. На обратном пути в Сучан, недалеко от села Владимиро-Александровского, именно в том месте, где дорога проходит по подошве горы, красные устроив засаду, встретили этот маленький эскорт залпами с занятой ими сопки.
Заводской кучер, везший двух генералов в экипаже, до того растерялся, что бросил вожжи и испуганные выстрелами лошади понеслись сколь есть мочи по лесной и каменистой дороге. Нас сопровождали частые выстрелы; уже ранило двух лошадей из конвоя и 10 всадников, а экипаж мчался с такой быстротой, что почтенные генералы уже не думали о выстрелах, а опасались катастрофы с экипажем!.. Наконец, кое-как удалось взять вожжи и удержать запыхавшихся лошадей. Тщетны были надежды партизан на пленение двух генералов, однако игра, как говорится, стоила свеч!..
Побольше смелости и дерзаний оба генерала стали бы пленниками «доблестных» партизан…
Так части бригады, во главе с генералом Зуевым, простояли на Сучане с де[121]кабря месяца 1921 г. по июль 1922 г. За это время бригадой много было понесено потерь и людьми и конским составом, которые в то время являлись для нас невознаградимой утратой. Так, в одной из разведок, уже накануне св. Пасхи, погиб есаул Н. А. Зырянов, а на ст. Новонежино, между Кангаузом и Шкотово, геройски погиб подъесаул Завьялов, который со взводом охранял эту станцию. В один из очередных налетов красных на эту станцию, и видя безвыходность своего положения, т. к. [122] часть его казаков попала в плен красным, подъесаул Завьялов ручной гранатой взорвал себя, но не отдал себя живым красным палачам. Этот славный самоотверженный подвиг подъесаула Завьялова, да послужит многим примером, как можно и должно жертвенно бороться с интернациональной сволочью. Да будет этому герою вечная память!!!
Но наряду с такими героическими действиями чинов полка были и прискорбные факты, как например уход некоторых казаков с подхорунжим Семеновым к красным. Это болезненное явление мятущейся души явились как следствие чрезмерного утомления, физического и морального, на фоне беспрерывной и, казалось, безнадежной 4-летней борьбы с большевиками. Весьма вероятно, что каплей, переполнившей чашу душевных страданий несчастных беглецов послужило отсутствие сколько-нибудь удовлетворительного питания за все время пребывания бригады на Сучане. Недостаток в фураже остро ощущался в этот период и он косвенным образом ложился тяжелым камнем на измученные сердца доблестных воинов. Вообще, в течение всего времени существования последней национальной власти в Приморье, а особенно до прихода русских патриотов к кормилу правления. Дальне-Восточная Армия испытывала [123] во всем острый недостаток и не только в питании или в обмундировании, но и в вооружении и снабжении ее боевыми припасами… Это одна из основных причин душевной подавленности доблестных воинов, которая губительно отзывалась на их психике, разрушая волю и подавляя всякую энергию к дальнейшей борьбе с большевиками…
Операция Дальне-Восточной Армии в районе Хабаровска.
В то время, как Оренбургская казачья бригада оперировала в районе Сучана, действия главных сил Дальне-Восточной Армии были направлены на овладение г. Хабаровском, а в случае успеха и на дальнейшее продвижение по Амурской жел. дороге к г. Благовещенску. В декабре месяце г. Хабаровск был взят, и 3-й Стрелковый корпус главные свои силы сосредоточил на Амурской железной дороге. Развить в этом направлении сколько-нибудь успешных действий, из-за отсутствия необходимого количества вооруженных сил, скудости технических средств и боевых припасов, и полной индифферентности населения к действиям белых, а скорее сочувствия красным, не дали возможности, как сказано выше, развить так блестяще начатый успех разгромом красных [124] в Приморской области. Уже в январе месяце 1922 г. наши доблестные войска в районе ст. Волочаевки встретились с превосходящими их в численности и технике красными регулярными войсками. Свирепые морозы, голод, громадная убыль бойцов в неукомплектованных частях, вырвали из рук победу и наши войска должны были откатываться в район Спасска на Уссурийской ж. д. В этом районе еще оставались оккупировавшие эту зону войска Японии. Но летом 1922 г. вся оккупационная армия очистила Приморье и красные, сосредоточив превосходные силы, ранней осенью повели свое «генеральное» наступление на Дальне-Восточную Армию…
VI.
Приезд ген. М. К. Дитерихса во Владивосток. Правитель и Воевода. Операции оренбуржцев под с. Монастырищем. Поход на ур. Анучино.
Ранней весной 1922 г. разыгрался крупный инцидент между командованием Дальне-Восточной Армией и Приморским правительством, принявший в конечном счете формы ожесточенной борьбы, могущий закончиться печальным финалом для маленького государственного образования. Армия, как обычно бывает в таких случаях, а особенно в период гражданской войны, раз[125]делилась на «два лагеря»: одни приняли сторону Правительства, вернее части его во главе с братьями Меркуловыми, а другие в большей части стояли на стороне командования Дальне-Восточной Армией. Неизвестно чем бы закончился этот инцидент, если бы в Приморье не пожаловал ген. Дитерихс, который сменил на посту Командующего Армией генерала Г. А. Вержбицкого, а затем, после созыва «Земского собора», имевшего место в середине лета 192 года, стал во главе верховной власти, как Правитель. Вскоре после этого акта Дальне-Восточная Армия была переименована в Земскую рать, а командующий ею — в Воеводу Земской Рати… Соответственно этому историческому наименованию и полки Дальне-Восточной Армии были переименованы в так называемые «дружины»!
Конечно, в этом нововведении явно проглядывало стремление нового главы подействовать на умы людей, импонируя ни историческим наименованием, связать их с прошлым русского народа и возбудить в них патриотические чувства и вернуть их на путь служения св. Руси, как это было три с лишним века тому назад, в период смутного времени!
Но проведение такой реформы, возможно, имело бы успех, по нашему мнению, при наличии идентичных условий эпохе смутного времени. Здесь же «русский на[126]род» не пожелал разделить патриотических чувств горсти истинно русских людей, жертвенно отдававших жизнь свою за благо Отечества. Поэтому все свелось только к форме переименования «полков» в «дружины», что не только не подогрело патриотических чувств, в уже закаленных боями воинах Дальне-Восточной Армии, а скорее понизило в них это чувство, ибо в большей своей массе русские воины не мыслили себя историческими дружинниками Князя Игоря или Святослава, а в их воображении скорее создавалось представление о тех дружинах, которые были призваны в Великую Войну для различных хозяйственных работ в тылу Армии!!!
***
Из Сучана Оренбургская казачья бригада была переброшена на Уссурийскую железную дорогу в село Монастырище. Когда-то большое торговое село, к нашему приходу оно также было глухо, как и все населенные пункты Приморьья. Яд большевизма крепко заразил неиммунитетный организм населения, его сердце и душу, и повел его по пути разрушения и убийств… Молодежь этого села также была на службе у красных, вольно или невольно помогая творить им дело предательства Родины… [127]
За короткий период своего пребывания в этом селе Оренбургская казачья бригада не раз предпринимала боевые «экскурсии» с целью очищения этого района от партизан, где по данным разведки оперировал некий Шевченко. В один из таких районов на дер. Вассиановку и далее на Риттиховку Оренбургский казачий полк под командой генерала Зуева, на обратном пути в Монастырище, встретился под Вассиановкой с организованной группой партизан, технически вооруженных и винтовками и пулеметами. Занявши оборонительную позицию близ этой деревни красные, чувствуя превосходство своих сил, встретили ураганным огнем слабые цепи спешенных 3-х сотен полка, наступающих со стороны деревни Риттиховки. В завязавшейся ружейной перестрелке наши слабые ряды понесли потери и убитыми и ранеными. В этом бою был также ранен и начальник бригады генерал Н. М. Наумов. На поле брани остался убитым есаул Чернов. Раненые, с большим трудом и риском все же были вывезены. Войсковой Старшина Гусельцев, находясь с офицерским взводом на нашем левом фланге, также был ранен. Красные перешли в контратаку и в обход нашего левого фланга, угрожая пересечь путь нашего отхода. Приходилось под жесточайшим огнем сниматься с позиции и спешно [128] уходить, уже южнее дер. Вассиановки на Монастырище. Только поздней ночью полк вернулся в Монастырище, сделав в этот день переход до 70 верст.
Раненые на следующий день были отправлены в Никольск-Уссурийск. В командование бригадой (полком), вследствие ранения генерала Наумова, вступил генерал Зуев.
***
В это время части Сводно-Казачьей бригады под командой генерал-м. Блохина занимали большое село Ивановку, стоящей на пути в урочище Анучино — главной базы красных партизан. Здесь действия генерала Блохина и его подчиненных носили изумительный по мужеству и самоотверженности характер и еще раз показали миру доблесть русских воинов — казаков, готовых жертвовать жизнью своею за благо Родины!!!
В сентябре месяце группа, состоящая из Оренбургской казачьей и Сводно-казачьей бригад, под командой генерала В. А. Бородина, как начальника группы, предприняла поход против Анучино. Расположенное среди гор и непроходимой тайги Анучино легко могло быть приведено в оборонительное состояние, ибо движение к [129] нему возможно было только по дорогам, которые шли от Ивановки и из Никольск-Уссурийска.
Колонна конницы, с двумя орудиями и обозом, выступив из Ивановки, двигалась по узкой лесной дороге, местами прерываемый гатями, очень медленно, встречаемая на всем пути красными, стремившимися использовать каждую удобную для обороны горку, чтобы воспрепятствовать движению конной группы. И так как маневрировать в непроходимой трущобе было невозможно, то приходилось «сползать» с лошадей и вести бой с красными в пешем порядке. Это отнимало немало времени, рассчитанного на скорость рейда, и напрасные жертвы, вследствие ранений.
На другой день колонна подошла к Анучино, но уже была встречена артиллерийским огнем. С одной стороны небольшая болотистая речка и непроходимая тайга, а с другой — сопки и тоже тайга, не позволяли развернуться для боя; в лоб же наступать по узкой болотистой и лесной дороге было бессмысленно. Поэтому начальник группы генерал Бородин решил отойти к Ивановке и дать красным бой на подступах этого села.
[130]
V.
Оставление Приморья. Заключение.
Но скоро положение Дальне-Восточной Армии круто изменилось в худшую для нее сторону. Красные, сосредоточив большие силы в районе Спасска, развернули свои активные действия в широком масштабе. К этому моменту Приморье уже было совершенно оставлено Японской оккупационной Армией. На широком фронте под Спасском и в других местах Приморской области закипела боевая работа. Дальне-Восточная Армия, совершенно слабая по численности, утомленная беспрерывными боями, без соответствующего технического вооружения и боевого снабжения, конечно, не могла противостоять свежим, во много раз превосходящим красным силам и после коротких, но жестоких боев была сломлена и вынуждена к отходу… В конце октября, постепенно эвакуировав свои обозы, семьи и кое-какие запасы продовольствия, она медленно отходила с боями по двум направлениям: одна колонна на станцию Пограничная, а другая, более сильная — на Раздольное, Барабаш—Новокиевское. Часть ушла на Владивосток, с целью погрузиться на пароходы.
Оренбургская казачья бригада, находясь в арьергарде Армии, следовала на Новокиевское. [131]
Здесь, простояв несколько дней, Армия отошла к границе Маньчжурии и в ноябре месяце, преследуемая красной бандой, перешла границу ее, предварительно заручившись согласием на то Правителя Маньчжурии ген. Чжан-Цзо-Лина. Естественно, переход границы связан со сдачей оружия и этим актом Армия, как вооруженная сила, прекратила свое существование.
***
С оставлением Приморья закрылась последняя страница белой борьбы с красным интернационалом. Уже не было ни одного белого фронта на необъятных Российских просторах; красный палач торжествовал свою победу над белыми!
Более полутора лет маленькая горсть русских людей, слабых по численности, но сильных по духу, крепко держала русское знамя в руках, в надежде, что русский народ не выдержит тирании красных, поймет и оценит жертвы русских патриотов. Но, увы, этого не случилось! Русские люди еще не прониклись национальной гордостью и самосознанием, как единственными в то время факторами, могущими поднять их на борьбу с красным интернационалом. Потребовались годы красного владычества, чтобы русский человек осознал истинную звериную природу красных палачей и во всеору[132]жии ненависти к ним, вступил с ним в смертельную борьбу до полного изгнания из пределов Родной страны.
Однако миллионы русских людей сметы, растоптаны «победной» колесницей красного молоха. Русские люди гибнут тысячами в подвалах ГПУ, на БАМА-х, Беломорских и других «фараоновских» работах, и в лесных дебрях на лесозаготовках и т. п. И все лишь только потому, что отказались от своего русского имени, забыли Бога и пошли на служение к сатане, в лице красных изуверов!!!
Пройдут года… Русский народ в конечном итоге сбросит ненавистное красное ярмо и вспомнит тогда храбрецов «безумцев», которые будучи прижатыми к берегам Тихого Океана, нашли в себе силы и мужество стать грудью на защиту чести и достоинства Великой Страны, а не быть рабами красных палачей!..
Конец.